Первый еретик. Падение в хаос
Шрифт:
Кор Фаэрон облизнул свои заостренные резцы. Зал освещало лишь пламя свечей, и в воздухе витал уже утомивший насыщенный запах гари.
— Но мы одержали верх, — сказал он. Сидя напротив примарха, Кор Фаэрон был облачен в серое одеяние правящей касты жрецов Колхиды. Без своей терминаторской брони он выглядел таким, каким его всегда помнил Лоргар: стареющий, несмотря на все медицинские улучшения, человек с костлявым телом и горящими глазами.
На Лоргаре не было ничего, кроме набедренной повязки из грубой ткани, его огромный, но в то же время адрогинно стройный торс был обнажен. Следы ритуальных
Эреб сидел на полу вместе со своим командиром и примархом, одетый в черную накидку капелланов Легиона. Было трудно дышать воздухом, пропитанным кровью Лоргара. От сильного солоноватого запаха почти кружилась голова. Примархи не получали ран в бою. Проливать кровь было для них генетическим кощунством.
— Да, — произнес Лоргар, почесывая щетину на подбородке, — мы одержали верх. Мы победили и посеяли нашу веру по всей нашей родной планете.
Он облизнул губы искусанным языком
— И посмотри, где мы оказались после этого триумфа. Столетие спустя мы стали повелителями ничтожества, королями единственного Легиона, который подвел моего отца.
— Вы всегда учили нас, сир…
— Говори, Эреб
— Вы всегда учили нас говорить правду, даже когда голос дрожит.
Лоргар поднял голову, улыбка тронула уголки его потрескавшихся губ, когда он встретился взглядом с серьезными глазами капеллана.
— И поступали ли мы так?
Ответ пришел без задержки на размышления.
— Император — бог, — сказал Эреб, — мы подняли истину к звездам и рассеяли ее по Империуму. Нам незачем стыдиться того, что мы делали. Вы не должны стыдиться, сир.
Примарх провел тыльной стороной ладони по лбу, стирая полосу пепла и обнажая золото под ней. С момента вылета с Хура почти неделю назад Лоргар ежедневно покрывал свое лицо пеплом Монархии. Его подведенные сурьмой глаза потемнели от усталости и сузились от гнета позора, но этот единственный жест в наибольшей степени из всего, что видели воины после унижения, принятого от Императора, походил на попытку примарха очиститься.
— Все это началось на Колхиде, — промолвил он, — с того самого момента мы заблуждались. Мои видения о прибытии Императора. Сражения Последней Войны. Все началось с убеждения, что божественность заслуживает поклонения лишь потому, что она божественна. — Он невесело рассмеялся. — Даже сейчас мне больно думать о той вере, которую мы уничтожили, чтобы расчистить место для своих убеждений.
— Сир, — Эреб придвинулся ближе, его глаза были прикованы к глазам примарха, — мы стоим на грани разрушения. Легион… его вера подорвана. Капелланы сохраняют спокойствие, но их осаждают воины, приходящие поделиться своими сомнениями. И после того, как вы удалились от нас, лишив путеводного света, несущие крозиус не могут дать ответ закованным в серое.
Лоргар моргнул, сорвавшиеся с его ресниц крупицы пепла упали ему на колени.
— У меня нет ответов для капелланов, — произнес он.
— Может, и так, — согласился Эреб, — но вы все равно слишком погружены в скорбь. «Ищите вдохновение в прошлом. Используйте его, чтоб создать будущее. Не позволяйте стыду душить вас».
Лоргар фыркнул, но в этом звуке не было злости.
— Ты цитируешь мне мои же строки, Эреб?
— В них истина, — ответил капеллан.
— Ты погружен в раздумья о Колхиде, — глаза Кор Фаэрона мерцали, отражая свет свечей.
Чем-то скрытым и неуловимым он казался Эребу пугающим. Словно ненасытный и неутоленный голод озарял глаза старика, сжирая его изнутри. Нечто абсолютно лишенное чести. — Если ты желаешь поговорить о чем-то, сын мой, — тонкая рука Кор Фаэрона опустилась на золотистое исхлестанное плечо Лоргара, — говори же.
Примарх взглянул на своего старейшего союзника, на мертвенное выражение, навсегда застывшее в его глазах. Но Лоргар видел в глубине, куда бы не смогли заглянуть другие, доброту и заботу.
Отеческую любовь к опечаленному сыну.
Лоргар улыбнулся с явной теплотой впервые за три дня и накрыл своей татуированной рукой слабые, слишком человеческие, пальцы своего приемного отца.
— Помнишь прибытие Императора? Наши сердца ликовали, что мы оказались правы. Помнишь суровое воздаяние после шести лет священной войны?
Старик кивнул.
— Я помню.
Юноша с золотой кожей опускается на одно колено, серебристые слезы блестят на его безупречном лице, как капли елея.
— Я знал, что ты придешь, — шепчет он, — я знал, что ты придешь.
Бог-в-Золоте протягивает закованную в доспех руку коленопреклоненному юноше.
— Я — Император, — говорит он с улыбкой, само воплощение милосердия, в сиянии славы, разливающейся вокруг него осязаемой аурой и ослепляющей каждого смотрящего. Тысячи людей столпились на улицах. Сотни жрецов в серых одеяниях экклезиархов Завета стоят на коленях рядом с Лоргаром перед Богом-Императором.
— Я знаю, кто ты, — говорит золотой примарх сквозь величественные слезы. — Я мечтал о тебе годами, предвидя этот миг. Отец, Император, мой повелитель… Мы — Завет Колхиды и мы покорили этот мир, поклоняясь тебе, во имя тебя.
Лоргар повернулся, ловя взгляд Кор Фаэрона.
— В то утро. Когда я преклонил колени перед Императором, а все священники моего мира пели. Когда краснокаменные купола Варадеша озарились янтарем рассвета. Видел ли ты то же, что и я?
Кор Фаэрон смотрел в сторону.
— Тебе не понравится ответ, Лоргар.
— Последнее время мне ничего не нравится, но я желаю получить этот ответ. — Внезапно он мягко рассмеялся. — Говорите правду, даже если ваш голос дрожит.
— Я видел бога в золотых доспехах, — сказал Кор Фаэрон, — такого же, как ты, но старше в том отношении, которое я не смог постичь. Мне он никогда не казался благожелательным. Его психическое присутствие ранило мои глаза, от него исходил запах кровопролития, покорения и множества миров, обращенных в прах на его пути. Даже тогда я опасался, что мы шесть лет сражались в заблуждении, искореняя истинную веру во имя ложной. В его глазах, столь похожих на твои, я видел алчность, голод жадности. Все остальные видели лишь надежду. Даже ты… И я подумал, что, возможно, мои глаза подводят меня. Я поверил твоему сердцу, Лоргар. Не своему.