Первый к бою готов!
Шрифт:
– Еще не легче, – вздохнул Угаров. – Если так просто не отдаст, придется официальный запрос делать...
– Сходи к нему... – предложил я равнодушно. – Майор Лиходеев с Петровки... Нормальный мужик... С ним можно общаться... Он нас с Волком тоже вчера допрашивал... Хочешь, телефонный номер дам...
– Диктуй...
Я назвал номер по памяти.
– Запомнил?
– Запомнил. На поминки поедешь?
– Только машину на стоянку поставлю и приеду... А ты?
– Поеду... А мы с тобой давно на «ты» перешли? – нахмурился вдруг Угаров, вспомнив, что разговаривает с бывшим солдатом.
– А я
Про Волка он ничего не спросил. Это странно. Казалось бы, если ты убил человека, легче всего от себя подозрение отвести – спросить про этого человека. Угаров не спросил. Но он тоже опытный человек и психологию, надо полагать, знает и применять на практике умеет. Мне, конечно, не тягаться с ним в подготовке, как и ментам, которых среди пришедших на похороны толпилось много. И даже сам майор Лиходеев из машины выглядывал. А вот кто там за ним сидел и тоже посматривал, я так и не понял, но мне показалось, что это майор Николаев, которому здесь делать вообще, кажется, совершенно нечего. Неужели он лично за мной присматривает? Глупо...
Мои мысли во время похорон никак не могли зацепиться за трагедию, произошедшую с нашим капитаном. Казалось бы, скорбеть следовало, а у меня какое-то равнодушие в душе встало забором. Наверное потому, что мысли уходили туда, в больницу, где Волк лежал. И приходилось только делать вид, что я очень сочувствую Людмиле Евгеньевне и Ваське, хотя я на скорби никак сосредоточиться не мог. Так в бою бывает... Когда мы с Волком вернулись после отпуска в бригаду, мы со многими группами работали и во многих боях участие принимали. В бою, когда рядом товарищ мертвым упадет, убедишься, что ему твоя помощь и перевязка уже не нужны, и продолжаешь вести бой. Потом только сочувствовать начнешь, потом поймешь, что товарища потерял, который тебе спину много раз прикрывал...
И еще я понял, чем было вызвано мое вечернее, да и утреннее тоже беспокойство. Если бы я остался с Волком, меня бы тоже подстрелили. Волчье чувство самосохранения увело меня домой, беспокойство о себе прошло, но осталось беспокойство за друга. За друга, который мне всегда спину прикрывал. Я в этот раз прикрыть его спину не смог... Странно только, что сейчас этого беспокойства не было, сейчас, когда я с Угаровым разговаривал... Наверное, это тоже состояние, родственное состоянию боя...
На кладбище, бросив в могилу горсть земли, я отошел в сторону и смотрел, как другие делают то же самое, что и я. Смотрел, как Угаров прощается с капитаном Петровым... Мысли в голове были рассеянными, я никак не мог ни на чем сосредоточиться. Когда все пошли к автобусу, чтобы поехать на поминки, для которых арендовали какое-то кафе, я, остановившись у своего «Хаммера», нечаянно глянул в сторону и увидел вдруг того человека, что открывал дверцу в машине Анжелины. Мы даже взглядами встретились, но этот человек взгляд сразу же отвел. Равнодушный взгляд, словно он нечаянно на меня посмотрел. Но я узнал его сразу, хотя он переоделся и вместо приличного костюма обрядился
Он-то здесь откуда? Что это вообще за человек?..
Майор Николаев назвал его Александром Витальевичем... Значит, они знакомы... Может, Николаев и с Анжелиной знаком лучше, чем я предполагаю?.. Тогда я вообще не понимаю всю эту игру... В любом случае можно напрямую спросить у Николаева...
Я поискал глазами машину, из которой майор Лиходеев наблюдал за похоронами. Машина стояла неподалеку. Помнится, во дворе дома капитана Петрова Николаев в этой же машине сидел. Я подошел и увидел, как два майора мирно что-то обсуждают на заднем сиденье. Я без разговоров открыл дверцу и сел рядом с Николаевым, словно имел на это законное право. Менты, впрочем, приняли меня уже за своего.
– Принес полтора «лимона»? – спросил Николаев.
– После поминок... Под расписку, а ты половину себе возьмешь...
– С подполковником разговаривал? – спросил Лиходеев.
– Ты же сам наблюдал...
– И что?
– Дал ему твой номер. Позвонит... Но не сразу. Он торопливость не покажет, потому что торопливостью может себя выдать.
– Умный... – сказал Лиходеев.
– Опытный... – поправил я.
Минуту посидели молча, наблюдая за тем, как народ в автобусы рассаживается. И только после этого я словно бы мимоходом спросил Николаева:
– А этот, твой знакомый, что здесь делает?
– Который? – не вдаваясь в суть вопроса, переспросил майор.
– Который с Анжелиной Качуриной приезжал сегодня. Дверцу в машине ей открывал. Ну, ты еще поздоровался с ним. Александр Витальевич, кажется...
– Понятия не имею, что он здесь делает... А он что-то здесь делает?
– А кто он вообще такой?
– Ну, друг дорогой... Тебе, думаю, лучше знать... Это, как я понимаю, твой круг общения. Помощник Качуриной какой-то, что ли... Он и нам помогал прослушивающее оборудование устанавливать... Которое не сработало...
– Не надо посторонних к такому оборудованию допускать, – посоветовал Лиходеев.
– Да у нас сотрудник из техотдела молодой, ничего еще сам не умеет... Этот помогал ему, что-то там советовались... Я так понял, что он в электронике кумекает...
Мне внезапно пришла в голову мысль, от которой все тело напряглось. Всплыли все же эти имя-отчество в памяти и соединились с фамилией. Александр Витальевич Гантов, отставной любовник Анжелины, пытавшийся, по ее собственному утверждению, ее обокрасть и даже обокравший на миллион рублей. Но уголовное дело по поводу кражи почему-то не заводилось... Почему?.. И почему он вернулся в окружение Анжелины, как только я вынужденно отошел в сторону?.. Стремительно вернулся... Не потому ли, что ей во всем этом деле нужен был опытный и склонный к риску помощник?..
– Ну, ладно... Поехал я... – я открыл дверцу, чтобы выйти и не выдать ненароком свои чувства. Обычно я сдержанным бываю. А сейчас что-то так в груди сдавило, что я готов был застежку куртки разорвать...
Едва усевшись в обхватывающее тело сиденье «Хаммера», я сделал несколько глубоких вдохов и полных выдохов, слегка успокоил себя этим, вытащил трубку и стал звонить в больницу, чтобы узнать, как себя чувствует Волк. Дозвонился не сразу, и не сразу меня поняли...