Первый Линзмен-2: Первый Ленсмен
Шрифт:
— Внимание всем, — Киннисон склонился к микрофону, — условный противник стал реальностью. Маневры переходят в боевую фазу.
Он улыбнулся Сэммзу, представив, что творится сейчас наверху, на поверхности земли. Холм окружен смертоносным фиолетовым сиянием, стволы орудий нацелены в небо, хищные головки торпед выглядывают из пусковых шахт…
— Им не пробиться сквозь нашу защиту, — произнес он несколько неуверенно. — Силовой барьер…
— ., может быть пробит, — закончил Первый Ленсмен. — Род, наступили времена безынерционной тяги, полициклических экранов и деструкционных лучей. Ни в чем нельзя быть уверенным; самое постоянное в мире — это изменения.
Киннисон задумался над
На мониторы выплеснулись зеленые строчки цифр и символов — «Чикаго» начал передавать информацию о составе вражеского флота. Киннисон не ждал тут особых неожиданностей; во всей исследованной части Галактики Трипланетная Лига обладала наивысшей технологией, а центр, сосредоточивший все новинки военного дела, принадлежал Патрулю. Вряд ли хозяева приближавшейся к Солнечной системе армады имели ученых того же класса, что Родебуш, Бергенхольм или даже специалист по «особым бомбам» Админгтон.
Флот Черных имел относительно большую пропорцию легких кораблей, крейсеров и истребителей. Было еще три странных судна, огромные сферы без видимых следов вооружения — Киннисон предположил, что это транспорты. И три тяжелых крейсера класса «Чикаго» — вытянутых, каплевидных, стремительных.
— У нас шесть таких кораблей, — с торжеством заявил он, повернувшись к Сэммзу. — «Гималаи», «Йоханнесбург», «Боливар» и «Европа» — по одному от азиатского, африканского, южноамериканского и европейского регионов плюс два судна из Северной Америки. Думаю, нет смысла проводить «Акорн» — только земной флот может остановить эти силы, а соединения Клайтона сосредоточены на средней дистанции. Итак, Вирджил, я дам бой на двух рубежах: «Адак» — в космосе, и «Африк» — в районе Холма.
Сэммз кивнул. Он не пытался командовать или советовать; адмирал Патруля делал свое дело, которое знал лучше, чем он. Не стоит мешать человеку, который жонглирует звездными флотами; все, что ему надо — чуть-чуть дружеской поддержки. И Вирджил Сэммз улыбнулся Родерику Киннисону.
Сейчас оба они, объединенные ментальной связью с Алексом Клайтоном, словно находились в боевой рубке «Чикаго». На расстоянии половины светового года, на рубеже «Адак», земной пилот стягивался в гигантский боевой конус, развернутый основанием в сторону врага. Суда противника приближались; уже можно было заметить — по крайней мере, визуально — что породившая их технология близка к земной. В объединенных, спаянных сознаниях Сэммза и Киннисона мелькнула мысль, что флот этот не принадлежит какому-нибудь враждебному миру; нет, скорее всего, он был порожден грязной накипью всех миров — в том числе, и их собственного.
Из разверстой пасти конуса вырвался яростный столб энергии, ударил, разметав передовые корабли пиратской армады; они вспыхивали яркими точками, превращались в клубы светящегося газа и медленно таяли
Внезапно Черный флот начал перестраиваться, и Киннисон невольно поймал себя на том, что впервые назвал так вражескую армаду. Да, теперь это не были ни черные, ни красные, ни синие — условный враг в условном сражении; Черное Зло тянулось к Земле, к Патрулю костлявой рукой. И адмирал не удивился бы, если б один из этих черных кораблей нес Роджера, восставшего чудесным образом из праха и тлена.
Он слышал, как чертыхнулся Клайтон — вражеский флот на следящем экране расходился в стороны, избегая ударов энергетического луча. Внезапно грузовые транспорты словно окутались дымом, и Киннесон увидел, что они распадаются на десятки, сотни небольших стремительных кораблей. Озарившись бледным сиянием, они исчезали один за другим — и через миг он понял, куда направляется эта стая.
Вой сирен, разнесшийся по коридорам подземного бункера, наложился на команду Клайтона.
— Прекратить огонь! — резко приказал он. — Перейти к автономным действиям! Разведчики и крейсера атакуют суда противника аналогичного класса, дредноуты — тяжелые корабли. «Чикаго» и «Бойс», берите номер первый, «Боливар» и «Гималаи» — второй, «Европа» и «Йоханнесбург» — третий. Выполняйте!
В пространстве полыхнул огонь. Три больших черных корабля выдвинулись вперед, и залп их синхронизированных батарей хлестнул по «Бойзу», ближайшему из мощных судов Патруля. Его защитные экраны почернели, поток излучения опалил корпус, но пилот неимоверным усилием сумел вывести его из-под удара. — Черным повезло меньше. «Чикаго», оставшись без напарника, объединил усилия с «Боливаром» и «Гималаями». Их противник продержался не дольше секунды, затем крошечное солнце вспыхнуло во мраке и, медленно остывая, расплылось розоватым облаком. Теперь американский крейсер обрушил огонь на последнего врага, щит которого едва выдерживал напор «Европы» и «Йоханнесбурга»; через миг черный корабль вспыхнул, и второе светящееся облако заклубилось в пустоте.
И в это же мгновение первый корабль пиратов исчез; видимо, он обладал таким же безынерционным двигателем, как суда Патруля, и его капитан не собирался сражаться с пятью противниками. Одним скачком он удалился на половину светового года и, судя по всему, жаждал увеличить это расстояние.
— «Боливар», «Гималаи», за ним! — раздалась команда Клайтона. Потом он наклонился к микрофону и проревел:
— Остальным дредноутам — уничтожать самые мощные суда врага! Легкие крейсера — первый, пятый и шестой дивизионы — выйти из боя, окружить противника, перехватывать беглецов!
Теперь он мог на минуту отвлечься и с трепетом бросил взгляд на экран, куда транслировалось изображение Холма. К его изумлению, там не было ни кратера в милю глубиной, ни чудовищного грибовидного облака атомного взрыва. Холм стоял! Его гладкие стальные стены слегка потемнели, почва вокруг была опалена, в небе еще метались десятки черных истребителей, посылая ракету за ракетой в фиолетовое прозрачное марево экрана. Но Холм стоял! На глазах командующего Первого сектора несколько вражеских кораблей вдруг стремительно понеслись вниз, захваченные необоримыми тисками силового поля, скользнули по фиолетовой поверхности и словно стекли на землю, превращаясь в тонкие лепешки металла.