Первый рейс
Шрифт:
С правого борта теплохода показались корпуса большого завода, за ними - ряды двухэтажных домов. В синеве раннего утра мы увидели большой город, край его терялся где-то в степи.
Великая стройка преобразила Калач: здесь находился ее штаб, здесь выросли клубы и школы, стадион и бесчисленные кварталы жилых домов и коттеджей. На окраине шеренгой стоят автобусы - красные с желтым, такие же, как в Москве. Трудовой день еще не начался, и автобусы ждут своего часа, чтобы выйти за пассажирами на асфальтированную магистраль, пересекающую город, - Октябрьский проспект.
Теплоход
И здесь мы увидели могучий речной порт с линией портальных кранов, бетонными причалами и подведенной к пакгаузам железной дорогой.
Не было раньше такого порта - Калач; была лишь маленькая пустынная пристань, более пригодная для лодок, чем для пароходов. Дон не был судоходен в этих местах - пароходы ходили лишь в его низовьях и страдали от непрерывно меняющих свое местоположение мелей и перекатов.
Десятки пароходов приветственными гудками встретили приход флагманского корабля. Рейс теплохода «Иосиф Сталин» закончен. Завтра он пойдет в обратный рейс - в Москву, а мы будем продолжать свой путь - до Ростова-на-Дону.
Вслед за флагманом подошли к пристани Калач большие волжские пароходы, участвовавшие вчера в параде у Красноармейска, - «Сталинская Конституция» и «Марксист». Мы переходим на пароход «Сталинская Конституция», дружески прощаемся с командой флагмана. До следующей встречи!
С особенным волнением начинаем путешествие по Цимлянскому морю. Ведь этому морю всего несколько месяцев, и мы -одни из первых, кому предстоит проплыть по нему на пассажирском судне.
Бросаем прощальный взгляд на триумфальную арку тринадцатого шлюза, проходящую по левому борту судна, на маяк и дальнюю голубизну Карповского водохранилища.
Последний шлюз. И впереди - Могучий Дон.
Разлился он
И морем сделался. Гляди,
Оно колышется плеща,
Как складки синего плаща
У великана, на груди.
А знаешь, друг, еще вчера
И на месте том,
Что стало дном,
Станицы были, хутора,
Знакомый дом, зеленый сад,
Макитры на колах оград
И голубь посреди двора.
Снялись станицы с древних мест.
Шагай, шагай,
Казачий край,
Оставь извечный свой насест!
Вот так советский человек
Менял не только русла рек,
Но русло жизни. Переезд
Стал праздником. Хоть не легко Переезжать И покидать
Тропинку детства над рекой.
Станица говорит: «Иду!»
Дома на тракторном ходу
Ползут степями далеко.
Вот на машинах едет сад,
И птичий двор Свой разговор
Ведет с моторным шумом в лад.
Как будто в сказке, едет дом,
И над трубою дым столбом,
И голуби за ним летят.
Вдали, на высоких берегах, видны переселенные станицы. Их сразу отличишь по планировке улиц: люди устроились на новом месте по-новому, так,
15
Все расширяясь и расширяясь, река становится морем.
Старые берега Дона и его пойма во многих местах были покрыты лесом и кустарником. И как в борьбе за воду строителям пришлось вести борьбу с водой, так и в борьбе за леса им пришлось вступить в поединок с деревьями и кустарниками. Надо было очистить ложе Цимлянского моря от леса, который, если б он остался, создал бы серьезную опасность для судоходства. На помощь строителям пришли добровольцы-лесорубы - сталинградские рабочие и колхозники. Более одиннадцати тысяч гектаров дна будущего моря было освобождено от леса. Часть деревьев выкопали с корнями, пересадили на новые места, часть вырубили и вывезли из района затопления.
Как легко и свободно движется наш большой волжский пароход по все
расширяющемуся Дону! Тот, кто раньше бывал на Дону, знает, что по нему могли пройти лишь малые суда.
Не случайно в песнях о Доне обычно присутствует слово «брод». Были на Дону и броды и протяженные мелководные участки. Но в старых казачьих песнях, появившихся на свет много лет назад, с печалью говорится о том, что когда-то Дон был широким, а потом обмелел, потерял свою силу. Видимо, суховеи, дующие с юго-востока, принесли много горя не только степям, но и самой реке.
Старики-казаки из донских станиц рассказывали, что помнят еще озера, которые были разбросаны всюду по равнине. Здесь они в детстве купались, поили коней. А потом вода в озерах стала соленой. Прошли годы, и озера совсем пересохли; остались лишь впадины с выступившей на поверхность солью. Помнят старики-старожилы и рощи, постепенно засохшие и исчезнувшие с лица земли. Так мелел тихий Дон…
А уже в этом году по-новому зазеленели степи. И сейчас, в конце июля, всматриваясь в далекий берег, новый берег нового моря, видишь не сожженные желто-бурые земли, а зеленые поляны.
Много дождей, небывало много пролилось здесь в мае и в июне. Быть может, просто год такой выдался? Возможно. Но это и не простое совпадение. Образовавшееся водное пространство не могло не повлиять на изменение климата. Ведь и в Москве - пусть немного, но все же изменился климат благодаря тому, что в ста километрах от города плещется Московское море: мягче стала зима, прохладнее - лето.
Мы стоим на палубе парохода «Сталинская Конституция». Бинокль переходит из рук в руки. Без него не рассмотришь станицы на берегу. А ветер - настоящий морской ветер - уже шумит вокруг, и тридцатипятиградусная жара перестает быть заметной. Ветер крепчает, только запах у этого морского ветра степной - запах полыни.