Первый шторм
Шрифт:
– Куда?! – Доронин даже остановился, от чего следующий за ним Череп врезался ему в спину.
– В Балаклаву. Нынешний лагерь посетили наши друзья-монстры, открыв глаза руководству на глупость идеи базирования такого числа народа близ пятого километра, кишмя кишащего мертвяками.
– Ого! Чет я пропустил в этой жизни. А что там было? Когда успели?
– Да морфы эти, как их по рации назвали, несколько сотен человек из беженцев вырезали. Как овец, ей-богу!
– Ни фига ж себе! А караул куда смотрел?
– Этого мы уже не узнаем.
– А в Бабе Клаве что, земля обетованная? – не унимался Андрей.
– Ну пацаны говорили, что мотаются в Балаклаву, зачищают ее. Пока поселятся в Бункере [14] …
– Да чтоб им в бане чайной ложкой можно было прикрыться! Там же колотун жуткий! Они же там все себе отморозят!
– Ты знаешь, по-моему, мозги у командования уже давно отморожены, поэтому им не страшно, – хмыкнул Череп.
– А бабы? Дети, наконец…
– Ну чего ты ко мне привязался?!
14
Бункер – имеется ввиду бывший секретный завод по ремонту подводных лодок, скрытый в горе.
– Да ничего я к тебе не привязывался… Как там Машка? – решил Доронин перевести разговор в другое русло.
– Ну-у-у… – неопределенно протянул Череповец, поравнявшись с капитаном.
– Что, опять поцапались?
– Ну не то чтобы очень… Скажем так – наши мнения по одному вопросу кардинально разошлись. Слушай, у вас в комнате лишней кровати не найдется?
– Чего нема, того нема… – развел руками Андрей. – Но вот одеяло лишнее найти помогу.
Университет был похож на революционный штаб – вооруженные люди, одетые кто во что, солдаты в черной форме, снующие взад-вперед. Разве что не хватало восставших матросов с винтовками на плечах и плакатов, призывающих мировой пролетариат к борьбе. Даже Ленин был свой.
Три.
В полный рост, бюст и профиль в граните. А портреты Маркса и Энгельса при большом желании можно было нарыть в закромах и схронах ставшей почти родной альма-матер.
– Слушай, а ты знаешь, что начали со складов оружие раздавать? – чуть не споткнулся Сашка, когда мимо него продефилировала длинноногая студентка.
Девчонка явно куда-то спешила и чуть ли не бежала. Но даже эта быстрая ходьба была весьма… грациозна. Почему-то сразу вспомнилась фраза: «Девушка, какие у вас длинные ноги… Особенно левая». Но промчавшейся девчонке кричать такое уже было поздно, да и с ногами там все было более чем отлично.
– Нет, ну откуда они такие берутся? Как тут можно спокойно жить? Вот в Китае… У них нет понятия изменил – есть понятие перепутал.
– Давай не будем про китайцев. Мне одного такого хватает. И вообще, Череп, остынь. Ты женатый человек. Машка узнает, что смотришь налево, – смотрелки на задницу натянет и моргать заставит, так что не буди лихо, пока оно тихо.
– Она и так уже это намеревалась сделать… – пробурчал лысый приятель, голова которого начала постепенно покрываться светлой редкой щетиной.
– А шо ж такое? – наигранно удивился Андрей.
– Ну ты же знаешь, что у нас с этими продуктовыми карточками: кто не работает, тот не ест?
– Так правильно. А то пришлось бы кормить ораву дармоедов, которые искренне считают, что все им должны, а сами они никому и ничего. Так вот – пусть… ну, в общем, перебьются.
– Да это понятно, только Машка-то с ее теорией вероятностей теперь на фиг никому не нужна. Вот ей и предложили либо получать карточки иждивенца, а ты сам должен понимать, что на них можно только поминки на похоронах от голодной смерти справлять, или же прачкой идти, потому как штат кухарок и посудомоек уже набрали. Медсестры уже тоже все набраны, ну а в нянечки записались все детные мамки, чтобы быть поближе к своим чадам.
На участке коридора, прилегающем к туалетам, как обычно, стоял специфический запах, и никакая хлорка не спасала. Хоть старший прапорщик Рябошеев, а по совместительству комендант крепости «Голландия», и распорядился заколотить все отхожие места в здании из-за отсутствия воды в трубах, но все же кто-то умудрялся делать свои грязные дела вне вырытых на заднем дворе ям со свежевыструганными уютными одноместными будочками, которые всем своим видом звали зайти и поразмышлять внутри них о вечном. Но прохладная погода, порывистый ветер и плохо подогнанные доски отбивали все желание пофилософствовать, угрожая напрочь стереть все половые различия.
– Ну и… – Андрей, честно признаться, слушал все это повествование одним ухом.
Парни сейчас как раз проходили мимо мраморной лестницы, которую уже успели отмыть от крови и гнилых останков зомби, и приближались к огромным тяжелым дверям, ведущим в актовый зал, где и было назначено собрание. К слову, «гнилыми» зомбаков называли чисто условно, потому как недавно стало известно, что мертвецы, пораженные неизвестным вирусом, не разлагаются и не гниют, вернее, гниют, но по-эстонски, то есть о-о-о-очень ме-э-э-эдленно.
Доронин широко зевнул, рискуя вывихнуть челюсть, и потер глаза, переключая внимание на разговор с приятелем.
– Представляю ее реакцию.
– Не-эт, – покачал головой Сашка. – Ты этого не представляешь. Я думал, что она разнесет всю комнату, а вместе с ней и здание универа. Камня на камне не оставит. Немцы не разбомбили, так Мария доломает. И крики, что она женщина с высшим магистерским образованием и красным дипломом и ни за что не пойдет работать прачкой, были самыми невинными в ее тираде.
– Да уж… А на тебя чего обозлилась-то?
– Да Машка просила, чтобы я с Рябошеевым поговорил. Замолвил, мол, за нее словечко.
– Ну-ну… – ехидно заметил капитан.
– Вот и я о том же. Слова мои она воспринимать не захотела, да и сквозь свой ультразвук вряд ли бы что-то услышала. Вот и заявила, что либо я что-то решаю, либо ночевать могу не приходить.
– Как я тебе не завидую…
– Хех… Себе не завидуй, так как с тебя одеяло. А лучше два. А еще я ночью храплю.
– Ну меня ты этим не испугаешь. Мне после нашего Нианзу Хуяня ничего не страшно. Я вообще сплю как младенец.