Пес бездны, назад!
Шрифт:
— Да, тебе это явно больше к лицу, — заметил Отражение примирительно, когда девочка покрутилась перед ним. — Бери. Вот это — чёрное. И бежевое тоже хорошо. Пепельная роза ещё.
— Не получится… Один только пуловер пятьдесят тысяч стоит.
— М-да. Ты права. Не получится.
Осень отвернула зеркальце, потянула за рукава.
— Дешево как-то, — презрительно заметил Отражение. — Поищи что-нибудь более достойное.
«Вот это выдержка! — думала Осень, когда в магазине оформили доставку, и девочка забралась в такси, вытянула ноги и закрыла глаза. —
— Спасибо, — шепнула тихонько.
— Сочтёмся.
— Что? Ты не говорил, что… Я же ни в жизнь не расплачусь!
— Ты серьёзно? Мелкая, ты считаешь, что обладателю безлимитки нужны деньжата?
— А что тогда?
— Мы ж друзья. Нет? Я помог тебе, ты при случае поможешь мне… То ли ещё будет, — ухмыльнулся светловолосый парень. — Всё только начинается, Осень. Ты, главное, слушай меня, и всё будет топ.
Осень поймала на себе цепкий взгляд водителя и решила промолчать. «Я просто сплю, — вдруг осознала она. — Ну конечно! Мне всё это только снится».
И ей сразу стало легче.
Беда случилась, когда девочка ковырялась палочками в суши, уставшая после массажа и салона красоты (Отражение настоял, что бы Осень ничего в своей внешности кардинально не меняла, только «придала форму»). Она сидела в кафе помпезной «Галереи», расслабившись и засыпая на ходу.
— Смотрите: Сеня. Кого я вижу!
Осень едва ли не в голос застонала. Динара — прихвостень Камиллы. Ну почему вот так не везёт? Постоянно! Вздохнула и обернулась.
Компания из четверых девчонок смотрела на неё. Сама невеста Витэля была тут же. Врагов разделяло не больше четырёх шагов.
— Смотри-ка, Камил, — скривилась рыжая Лиза, длинная и очень худая, словно модель, — на платье у неё денег нет, а на тройной Баскин Роббинс — есть. Ты платье-то Камиле вернула? Или продала на барахолке?
— Точно продала, — засмеялась голубоволосая Эльвира.
У неё были серебряные и красные стрелки и чёрная помада на губах. Камилла молчала, щурила оленьи глаза в пушистых ресницах.
— Платье я отдам, — хмуро процедила Осень, чувствуя, как потеет и как на глазах выступают невольные слёзы стыда и унижения.
Невеста Витэля брезгливо скривила пухлые губы:
— Ты думаешь, я буду носить его после тебя? А вдруг у тебя вши? Фи. Оставь себе. Как милостыню.
— Я отдам! — крикнула Осень, её щёки вспыхнули, как алые листья клёнов.
Но девчонки, продолжая зло смеяться, уже удалялись. Осения вскочила, чтобы догнать их и, может быть, вцепиться в чёрные, словно лаком покрытые волосы обидчицы.
— Стой! — позвало отражение. — У меня есть идея получше драки.
— Какая? — девочка вытерла слёзы.
— Ты знаешь адрес этой крали? Как там её… на сигареты имя похоже.
— Да. Я была у неё, когда… — голос Осени прервался, а нос всё же предательски всхлипнул.
— Ну так купи и отправь ей доставкой. Из магазина. С курьером и букетом цветов. И открыткой. Что-нибудь вроде «спасибо, милая, чмок».
— И туфельки?
Отражение заржал.
— И туфельки.
— А что мне делать с платьем? — послушно и жалобно спросила Осень. — Я же не буду его носить.
— Не носи. Оно просто ужасно на тебе сидит. Как на вешалке. Подари всё это какой-нибудь нищенке. Сфоткай и покажи девочкам. А заодно спроси, почему твоя благодетельница носит такое же платье, как бомжиха.
Осень рассмеялась, вытерла слёзы с глаз.
— Я бы не додумалась до такого, — прошептала уважительно и благодарно.
— Учись, мелочь, — рассмеялся парень.
Глава 5
О просветительских идеях
— … во дворец, где играют свирели…
Я открыла тяжёлые-тяжёлые веки. Хриплый мужской голос. Что мужчина делает в моей комнате? Приподнялась на руке.
Комната с высокими потолками. Напротив — кровать. Одеяло скомкано, подушка где-то в ногах, простыня на месте подушки. Даже матрас сполз. У меня есть младшая сестра. С ума сойти. Я села, заморгала. В помещении никого кроме меня не было. А тогда кто же пел?
— Здесь лапы у елей дрожат на ветру…
Я оглянулась и увидела на полу небольшой, примерно с кисть руки прямоугольник. Металл? Не знаю. Он светился. Я наклонилась, подняла его и уставилась на портрет немолодой женщины. «Елена Ивановна, директор» значилось под ним. И мигали две скобки: одна — зелёная, другая — красная.
— Это же телефон, — озарило меня.
Вот только как он работает?
Я крикнула:
— Добрый день, Елена Ивановна.
Но телефон продолжал жужжать. Женщина не отвечала. А должна же, да?
Я ткнула пальцем в портрет. Так… не то. Две скобки же тут не просто так, верно? Ну конечно! Значит, нужно жать на них. На зелёную или красную? Поразмышляв несколько секунд, я поняла: на красную, конечно. Она же ярче и тревожнее. Однако, после того, как я нажала на красную, свет на телефоне померк. Гм. То есть, на зелёную? Не логично как-то. Я снова положила телефон на пол, поднялась и тут же села. Мир кружился.
— Здесь ла…
Я быстро нажала зелёную.
— Здра…
— Алиса Романовна, — послышался голос, звенящий от напряжения, — я уже думала вы под машину попали. В чём дело? Уже двенадцать, а вас до сих пор нет в школе. И не звоните. До сих пор вы не давали повода иметь к вам претензии, но…
— Во-первых, не тарахтите, — хмуро прервала её я. — Вы мне не дали даже поздороваться с вами.
— Что-о-о?
По её разгневанному воплю я поняла, что директор в этом мире — явно что-то важное. Что-то вроде графини, а может и принцессы. Может, и стоило быть полюбезнее, но я и с Румпелем никогда не была особенно покладистой, не то что с какой-то там принцессой. Безумно хотелось спать, голос сипел. И вообще, я чувствовала себя как после той попойки с Бертраном, когда коварный Кот уговорил меня на эксперимент с зеркалами в башне Смерти.