Пес бездны, назад!
Шрифт:
Герман закрыл глаза и попытался восстановить дыхание. Вспомнил нежные пальчики Мари, её милые, наивные вопросы и такую очаровательную непосредственность в «научных» изысканиях…
— Геша, ты понимаешь, что наша фирма тоже пострадает от этого? Отец был соучредителем, как ты помнишь. И многие заказы поступали именно через него. Теперь жди проверок!
— Пусть проверяют, — Герман положил руки на стол. — Я к ним готов.
Вера сдвинула брови. Ответила резко:
— Ты никогда не можешь быть уверен, что готов. И никогда не знаешь, что найдут… Как и никогда
— Наша общая…? — переспросил Герман, не поспевая ни за мыслями, ни за эмоциями девушки.
— Гос-споди! — Вера закатила глаза. — Ты так на неё пялился! А потом меня бросил!
— Перестань.
— Слушай, у нас же всё было хорошо! И-де-аль-но! Мы друг друга дополняли и…
— Нет. Это я тебя дополнял, Вер. У нас давно всё не было хорошо. Тебе всегда было наплевать на то, чего и как хочу я. На мои желания, стремления, на распорядок жизни… Да и на меня в целом.
— И поэтому ты решил бросить меня в самый тяжёлый момент?! А тут ещё Виталик с ума сходит, боится выйти из комнаты и кричит, что его где-то там караулит волк! У мальчика шестнадцати лет неврастения!
Герман вздохнул. Поднялся, морщась. Этот разговор не имел смысла. Никогда не имел и сейчас — вот неожиданность! — не обрёл.
— Вер, — как можно мягче сказал он, — так получилось. Мне жаль. Я не могу быть на стороне насильника. А твой брат — именно он и есть. Я не могу этого ни понять, ни принять. И не могу разделить твою позицию: прощать даже такое и покрывать даже такое, если речь о твоём родственнике. Да, Виталик остаётся твоим братом, я понимаю. И понимаю твоё желание его поддерживать. Но не ценой страданий другого ребёнка. Всему есть предел.
— Особенно если этот ребёнок — сестра твоей ш…
— … моей невесты, — неожиданно для себя уточнил Герман.
Вера споткнулась. Недоверчиво посмотрела на него.
— Так быстро? Вот так… сразу? И ты уже сделал ей предложение? Вы ведь даже не жили вместе и…
— Пока нет. Но как раз сегодня сделаю. Вер, если будет нужна моя помощь, я помогу. Но, прости, не в том, что идёт вопреки моим убеждениям и совести. Попробуй позвонить Ивану Аркадьевичу. Ну или сама знаешь куда. А я в офис. Мою фирму, кроме меня, спасти некому.
Герман вышел из кафе, сел в машину и только остановившись на светофоре задумался. Почему он вдруг так моментально решил жениться? Без всех вот этих испытаний, пожить вместе, притереться… Как будто ему не тридцать четыре, а двадцать четыре, а то и четырнадцать. Брякнул просто так? Но это тоже не похоже на него…
И всё же: он решил. Он уже всё решил, и совершенно определённо это знал.
— Жизнь, милая, — прошептал Герман, переключая передачу, — подожди. Я не успеваю за тобой.
Осень гуляла с Димой, который увлечённо рассказывал про создание империй в какой-то онлайн игре. Девочке было томительно скучно. Она практически не слушала, лишь иногда вставляя: «Да ты что?», «Ух ты» и «Ничего себе!». А в памяти всплывали слова Эйя: «ему же, как тебе, лет пятнадцать. Бездна! Да у него же утренние поллюции, прыщи и спермотоксикоз». Вот только Дима Яше понравился, в отличие от Витэля. Или нет? Просто хотел сбагрить её в чьи-то руки? Переложить ответственность, отвлечь?
«Я счастлива, — угрюмо подумала Осень. — Я совсем не скучаю по тебе, Эй».
— Представляешь, Византия завоевала Южную Америку! И тут я провернул такой ход…
— Извини, — девочка пнула жёлтый листик, — я нехорошо себя чувствую. Ты не обижайся, да, но я пойду. Всё же я ещё болею.
Он проводил её до дома, благо было недалеко, всё ещё рассказывая про Францию, не распространившуюся за пределы Иль-де-Франса, про Австрию, которую завоевала Сербия, но Осень не слушала.
— Я сама дальше, хорошо? Зачем тебе ехать на лифте.
Но, оставшись одна, она вышла на втором этаже, перешла на лестницу и зашагала наверх по ступенькам. Этаже на седьмом остановилась, открыла карманное зеркальце.
— Это смешно, — проворчала Осень. — Вот это твоё, знаешь, «я страшный и ужасный, и не хочу делать тебя несчастной. Давай, полюби вон того идиота».
Села на ступеньки, прислонилась к стене.
— Не хочу никого любить. И дружить ни с кем тоже не хочу. Я устала. От вас всех. И от Витэля, и от Димы, и от тебя — тоже. Буду как Герман. Он классный. У него своя фирма и вообще он — деловой мужик. И как Алиса, да. Хотя теперь она и Мари. Но я ничего не поняла, если честно. Мне кажется, они все немного сумасшедшие. Вроде толкиенистов. Какая-то там Эрталия, и вообще. И Бертран у них типа принц. И всё такое. Клуб сумасшедших.
Осень помолчала, закрыв глаза. Зеркальце не отвечало, отражение вело себя до отвращения нормально.
— Наверное, я тоже такая же. На всю голову.
Девочка захлопнула зеркальце, встала. И вдруг телефон пискнул.
«Ты в курсе, что я тебя через зеркальце все ещё слышу?» — дружелюбно поинтересовался Яша в мессенджере. И смайлик подмигивающий не забыл поставить, гад.
«Мне плевать, — ответила Осень. — Только не говори, что ты тоже из Эрталии. А то я взвою».
«Я? Нет. Я первомирец. Иначе не смог бы так бодро пересекать миры. И давно бы сдох».
«Ну, Мари и Бертрану их происхождение не помешало».
Осень поймала себя на том, что улыбается. Как же она соскучилась по своему чудовищу! И готова была болтать с ним о чём угодно, даже об опостылевшей безумной Эрталии.
«Есть нюанс: Мари и Бертран пересекли границу лишь однажды. Я же периодически хожу туда-сюда. Хочешь скину фото одного из своих прошлых визитов?»
«Ты же вроде не хотел со мной общаться… — набрала было Осень, но тут же испугалась и стёрла. Не стоит напоминать. У неё было ощущение, что она выживала в тесном подвале, а сейчас в нём открыли окно. И, испугавшись, что форточку снова захлопнут, девочка поспешила ответить: — Хочу».