Пес, который говорил с богами
Шрифт:
Элизабет знала, что ей потребуется помощь, дополнительные глаза и уши, если она всерьез хочет найти одну-единственную собаку в огромном университетском комплексе. Задача осложнялась тем, что люди, вероятно, знающие что-нибудь о собаке, не желали с ней разговаривать.
С напускным безразличием она стала намекать знакомым хендлерам и некоторым приятелям-лаборантам, что интересуется судьбой одного пса. Самым небрежным тоном, на который была способна, сообщала, что ей просто любопытно, как он закончил свои дни. Если кто-нибудь видел полосатого пса с короткими ушами, похожего на питбуля, может, скажут, где он?
Хендлеры и лаборанты были обязаны посещать ежеквартальные собрания, где обсуждались правила, инструкции и сообщения о несчастных случаях. Элизабет отдавала предпочтение вновь набранным людям, осторожно упоминая о собаке и стараясь не выказывать подлинного интереса и нетерпения. Она подружилась с пухленькой девушкой-лаборантом, которая помогла ей в тот первый День с Дамианом, и они сидели на собраниях вместе. В январе на одном особенно скучном докладе Элизабет наклонилась к Патти и прошептала:
— Ты не видела того питбуля, которого я последнее время ищу?
— О! — громко воскликнула девушка, и несколько голов повернулись в ее сторону. — Точно, я же собиралась тебе сказать! Джесси говорила, что, похоже, видела твоего пса. — Патти повернулась к Элизабет, и ее приятное круглое лицо оживилось от неожиданного воспоминания. — Все собиралась сказать тебе, прости, забыла… Джесси говорила, что видела похожего в корпусе длительного содержания — знаешь, три таких здания с восточной стороны кампуса. Ей показалось, это был он, такой золотистый, с полосками, верно?
Элизабет смотрела прямо перед собой, стараясь говорить ровно:
— Она не заметила, у него действительно маленькие уши?
— Не помню, но она была уверена — это тот самый пес, о котором ты спрашивала.
Элизабет кивнула, все еще глядя прямо, в одну точку.
— А чем занимаются в том здании?
— В основном исследованиями с летальным исходом. Ну знаешь, где они держат… — Патти притихла, словно только сейчас осознав, что она говорит. — Если кто-то видит собаку, которую ты ищешь, в корпусе длительного содержания, это не сулит ничего хорошего.
— С летальным исходом, — повторила Элизабет тихо, без всякого выражения. — Изучение неизлечимых болезней?
— Да, в основном. Но наверняка они держат там собак и по каким-нибудь другим причинам — ну, к примеру… — Девушка замялась: она прекрасно понимала, что никаких других причин нет. — Может, стоит туда сходить и проверить? Вдруг это вовсе не та собака?
Элизабет смотрела невидящим взглядом, пытаясь усвоить эту новость.
Дамиана заразили какой-то неизлечимой болезнью, или над ним ставят смертельно опасные опыты — и все из-за меня. Потому что я пришла в вольер и спровоцировала ту драку. Если бы не я, он по-прежнему жил бы на выгуле. Хоффман сказал, что он годится только как подопытная собака, не домашняя. Для него не нашли другого места, и теперь эти ублюдки отправили его в раковый корпус и ждут, пока он умрет. Из-за меня.
Вина захлестнула ее.
— Я проверю, спасибо. — Она еле нашла в себе силы ответить Патти.
Дамиан стоял в клетке и ждал ее. Все эти недели он терпеливо ждал, что она придет, и когда Элизабет появилась в конце коридора, его глаза заметались от клетки к клетке, уши поднялись, и он встал, встречая ее, у дверцы, словно ее не было всего несколько часов. Элизабет присела и обвила руками пса, он вертелся и пританцовывал, а она прижималась лицом к его крепкой шее. Она почувствовала, что плачет, не может сдержать слез, несмотря на всю свою природную сдержанность. Изумлялась, насколько легче ей стало при виде счастливой морды Дамиана. Элизабет прижалась к нему, а он ворчал, и сопел, и пытался сказать ей, что теперь все будет хорошо. Он силился вырваться из ее объятий и лизнуть в лицо, изгибая шею и ускользая из-под руки, как боксер, пытаясь пробраться сквозь ее защиту.
Теперь Элизабет уже не колебалась. Она взяла с полки рядом ключ от клетки и отперла дверцу. Видя его здесь, в царстве смерти, среди собак с измученными глазами, не сомневаясь, что скоро он разделит их участь, она решила: «Самое малое, что я могу для него сделать, — подарить ему последний день на свободе».
Они промчались по коридору и выбежали на улицу.
Стояло очень холодное утро, все вокруг было сковано морозом, дыхание обжигало нос и горло. Солнце храбро сияло в отдалении на юге, но нисколько не согревало воздух. Газон был тверд как камень. Элизабет инстинктивно направилась к полосе деревьев.
Пес пришел в крайнее возбуждение. Сначала он никак не мог решить, откуда на него свалилось столько насыщенных земных запахов. Он скакал, вбирая глазами окружающий мир, словно сошел с ума. Сгребал бурую пожухлую траву и рвал ее, проносясь как вихрь; пробовал на бегу раскапывать замерзшие мышиные норы, с неистовым лаем кидался к деревьям, чтобы их пометить, и все время пытался прыгнуть на Элизабет. Таким петляющим, пьяным шагом они добрались до деревьев и скользнули в спасительную тень вечнозеленых крон. Земля здесь была не такой твердой, и Дамиан шумно втягивал древесные запахи, с ликованием размахивая хвостом из стороны в сторону.
Сквозь просветы между елями Элизабет видела огромное поле. Она нагнулась и сняла поводок с шеи пса. Тот постоял рядом всего мгновение, а потом, радостно сверкнув глазами, бросился по тропинке. Элизабет похолодела. Хоффман же говорил, что это дикая собака. Может, он решил, что это его дом, и теперь убежит и больше не вернется. Если это произойдет, получится, что она украла подопытную собаку, совершила уголовное преступление. Она обдумывала это, глядя, как Дамиан исчезает в густом подлеске, и удивлялась, что ничего не чувствует. Ни душевного подъема оттого, что он свободен, ни страха за последствия. Она еще не стряхнула оцепенения, навалившегося, когда она услышала, что Дамиан попал в камеру смертников. Еще горше ей стало при мысли о том, как счастлив Дамиан, не подозревающий о своем будущем.
Они выбрались из еловых зарослей и оказались на краю рва. Почва круто обрывалась прямо у них под ногами. Глядя через ров на поле, Элизабет с удивлением заметила, что все поле усажено рядами тоненьких елочек. То были посадки лесного факультета.
В поле никого не было видно, а если они с Дамианом спустятся на дно огромного сухого рва, их нельзя будет увидеть даже с края обрыва. Замечательно. Непрочный сетчатый забор преграждал им путь. Элизабет слегка нагнула сетку и осторожно оседлала ее. Потом позвала Дамиана, чтобы он перепрыгнул через забор, но он смотрел на нее с сомнением. Пес обнюхивал нижнюю часть ограды, пытаясь найти собственный путь, и тогда она приподняла край сетки снизу, чтобы он смог пролезть. Позвала его, и он быстро сообразил, что нужно делать.