Пещера Черного Льда
Шрифт:
Тем...
Райф ощутил вдруг неудержимое желание затоптать огонь. Он подался вперед, но огонь уже добрался до первого чума, и тот вспыхнул, как факел. Столб дыма с искрами взвился вверх, и разрушительный гул сотряс тундру до самых недр. Горячее белое пламя заплясало на окрепшем ветру. Лед на земле таял, шипя, как живой, и от погребального костра повалил запах горящей плоти. Дрожащий воздух коснулся щеки Райфа. В глазах защипало, и соленая влага полилась из них. Он продолжал смотреть прямо перед собой. Тот участок земли, где лежал Тем, впечатался в его душу, и его долг перед Каменными Богами состоял в том, чтобы смотреть,
Наконец настало время, когда он смог отвести глаза. Он посмотрел на брата — тот избегал его взгляда. Дрей сжал руку в кулак так крепко, что по груди прошла дрожь, и сказал:
— Пошли.
Все так же не глядя на брата, Дрей зашагал к загону, взял свою долю припасов и взвалил груз на спину. По виду котомок Райф догадывался, что Дрей предназначил себе более тяжелую ношу.
Старший брат подождал у загона. Он не хотел смотреть на Райфа, однако ждал его.
Райф подошел. Как он и подозревал, оставленная ему котомка была легкой, и он запросто вскинул ее на спину. Ему хотелось сказать что-нибудь Дрею, но верных слов не нашлось, и он не нарушил молчания.
Огонь ревел у них за спиной, когда они вышли из лагеря и двинулись на юг. Дым тянулся следом, от запаха гари тошнило, и пепел ложился на плечи, как ранние сумерки. Братья пересекли заросший осокой луг и вышли на степную равнину, ведущую к дому. Солнце стало клониться к закату, охватив небо за ними кровавым заревом.
Дрей не заикался больше о поисках Мейса Черного Града, и Райф был этому рад. Это означало, что брат на пути заметил то же, что и он: проломленный лед водомоины, четко оттиснутый на лишайнике след лошадиного копыта, подпаленную на костре и обглоданную дочиста куропаточью кость.
Окончательно выбившись из сил, они наконец остановились. Рощица чернокаменных сосен приютила их на ночь. Вековые деревья, обступившие их хранительным кольцом, все произошли от одной сосны в середине, теперь уже засохшей. Райфу здесь было хорошо, словно в заветном кругу.
Дрей развел костер и накинул на плечи лосиную шкуру. Райф последовал его примеру. Они сидели у огня и ели вяленую баранину и крутые, уже почерневшие яйца. Еду они запивали темным, почти непригодным для питья пивом Тема, чей кислый вкус и дегтярный запах так сильно напоминал об отце, что Райф улыбнулся. Пиво Тема Севранса единодушно считалось самым скверным в клане; никто не хотел его пить, и ходили слухи, что одна собака, отведав его, издохла. Но Тем не менял способа варки и, подобно героям легенд, каждый день принимавшим немного яда, чтобы оградить себя от злодейских покушений, сделался нечувствительным к своему пойлу.
Дрей тоже улыбнулся. Невозможно было удержаться, подвергаясь вполне реальной опасности умереть от пива. У Райфа защипало в горле. Теперь их только трое: он, Дрей и Эффи.
Эффи. Улыбка исчезла с его лица. Как они скажут Эффи, что отца больше нет? Матери она совсем не знала. Мег умерла на родильном столе в луже собственной крови, и Тем вырастил Эффи сам. Многие мужчины и немало женщин говорили Тему, что он должен жениться снова, чтобы у детей была мать, но он отказывался наотрез. «Я уже любил однажды, — говорил он, — и мне этого довольно».
Дрей внезапно протянул руку и коснулся щеки Райфа.
— Не тревожься. Все будет хорошо.
Райф кивнул, радуясь, что Дрей заговорил и что они с братом думают об одном и том же.
Дрей поворошил
— Бладд заплатит нам за то, что совершил. Клянусь тебе, Райф.
Ледяная рука сжала внутренности Райфа. Бладд? Но у Дрея нет никаких доказательств. Набег на лагерь мог совершить кто угодно: кланы Дхун, Крозер, Гнаш, банда Увечных, суллы. И эти раны, этот запах беды, это чувство, что здесь произошло что-то еще, помимо смерти... Воины Бладда славятся своей свирепостью. Их шипастые молоты начинены свинцом, копья оснащены закаленной сталью, головы наполовину выбриты, большие мечи снабжены желобками для стока вражеской крови, но Райф ни разу не слышал ни от отца, ни от Дагро Черного Града, чтобы в Бладде занимались...
Райф потряс головой. У него не было слов для того, что случилось в лагере. Он просто знал, что любой кланник, достойный своего покровителя, отвернулся бы от такого с омерзением.
Райф взглянул на Дрея, собираясь что-то сказать. Но видя, как яростно брат шурует в костре, едва не переламывая жердину, решил промолчать. Через пять дней они будут дома — тогда правда и выйдет наружу.
4
ВОРОН
Ангус Лок принимал поцелуи. Четырнадцать, если быть точным — по одному за каждую полушку, которую он потратит на Бет и Крошку My. Это, конечно, Бет придумала: ей понадобились новые ленты для волос, и она готова была на все — в том числе и поцелуи, — чтобы их получить. Крошка My была еще слишком мала и ленты ценила в основном за то, что их можно жевать, но тоже вносила свою долю, заливаясь смехом и наделяя отца липкими, пахнущими овсяным печеньем лобзаниями.
— Ну пожалуйста, папа, — пищала Бет. — Пожалуйста. Ты обещал.
— Позаюста, — вторила Крошка My.
Ангус застонал, признавая свое поражение, ударил себя в грудь и крикнул:
— Хорошо! Хорошо! Вы разрываете отцу сердце заодно с кошельком! Ленты так ленты! Следует, вероятно, спросить, какой цвет вы предпочитаете?
— Розовые, — сказала Бет.
— Любые, — сказала Крошка My.
Ангус снял Крошку My с колен и посадил на лисий коврик.
— Розовые и любые, значит. Хорошо.
Бет, хихикнув, запечатлела на отцовской щеке последний поцелуй.
— Крошка My хочет голубые, папа.
— Любые, — радостно подтвердила Крошка My.
— Ангус.
Он обернулся на звук жениного голоса. Всего два слога, но он сразу почуял неладное.
— Что случилось, милая?
Дарра Лок задержалась на пороге, словно не решаясь войти, потом вздохнула, смирившись с чем-то, и прошла в кухню. По дороге к сидящему у огня Ангусу она отвела прядку соломенных волос с лица Бет и отняла у Крошки My облепленный шерстью кусок лепешки, который девчушка выкопала из лисьей шкуры.
Сев на дубовую скамью, которую управитель ее отца смастерил ей к свадьбе восемнадцать лет назад, Дарра взяла мужа за руку. Убедившись, что двух ее младших дочек не заботит ничего, кроме лент и лепешек, она подалась к Ангусу и сказала:
— Ворон прилетел.
Ангус Лок затаил дыхание. Закрыв глаза, он вознес безмолвную молитву любому богу, который мог его услышать. Только не ворон. Только бы Дарра ошиблась и это оказался грач, галка или хохлатая ворона. Но он понимал, что молитва его напрасна. Дарра Лок способна отличить ворона от всех прочих птиц.