Пещера
Шрифт:
Майя закрутила головой, что значило «нет, конечно» – тем дело и кончилось.
Но вот в другой раз…. Тогда девочке нагорело сильно. Она впервые видела бабушку Анастасию испуганной.
Случилось это, когда ребята пошли за ягодами. Сопровождали их два наказа – на болота не забредать, и глядеть под ноги. Гадюки, знаете ли… Дети тогда забрели непривычно далеко, но влетело Майе не на это. Когда все поняли, что устали уже сильно, а до дому добираться еще несколько часов – решили сделать привал. Можно было только удивляться, что городская девочка оказалась более неугомонной и выносливой, чем деревенские
Три девочки и два мальчика – они устроились на отдых на берегу реки – на импровизированном маленьком песчаном «пляжике». Тут можно было и выкупаться – холодная вода точно смывала усталость, и перекусить. А потом все просто лежали, прикрыв глаза, подставив лица солнцу. Майю же заинтересовала – речка вьется, изгибается то туда, то сюда. Так что там – за следующим поворотом.
Она пошла, не сказав никому ни слова, да еще так, что ее уход не заметили. Майя шла по узкому бережку – завернула туда, потом сюда, скоро полоска берега стала почти исчезать – и девочка хотела уже было вернуться. И тут заметила, что чуть выше на берегу – засохшее дерево, напоминает человека, воздевшего в небо руки. А прямо за этим деревом – вход в пещеру – невысокий и узкий, полузаросший травой.
Майя решилась. Она подошла, раздвинула траву, и встала «на пороге». Сзади ее спину грело солнце, а тьма впереди – дышала холодом, сыростью – и даже вроде бы ветром, который приносило откуда то из глубин. Тьма была густой, плотной, как живое существо. А у Майи с собой – ни фонарика, ни даже спичек.
И тут девочка услышала, что ее зовут, причем голоса были испуганные. Майя отлично понимала почему. Она – маленькая, она – городская, она – даже не горошина, а маковое зернышко в этом лесу. Если она потеряется….
Поэтому она откликнулась сразу – закричала так громко, как только смогла, и поспешила назад к ребятам. Пока добиралась – они все время окликали друг друга. Но когда Майя вернулась – на нее накинулись все разом. То, что она «дура набитая», и ее больше никто никогда с собой не возьмет – это были самые мягкие выражения. Она пробовала оправдаться, рассказывая про пещеру, но ее никто не желал слушать.
На обратном пути старшая девочка, Зоя, демонстративно вела ее за руку, но при этом никто из ребят не желал разговаривать с Майей. Бойкот, все понятно.
Ну и, конечно, дома Майя не могла не рассказать обо всем этом бабушке. Главной была обида на ребят, и девочка плакала. Но про пещеру, и дерево с воздетыми вверх ветками-руками, она тоже не забыла.
Анастасия Николаевна ахнула, схватила внучку за плечи и встряхнула так что у Майи голова мотнулась
– Никогда! Никогда больше туда не ходи! Не приближайся к этому месту! Никогда! Лучше гадюки и медведи, Господи прости….
– Бабушка, – сказала потрясенная Майя, – У тебя у самой сейчас глаза светятся как у волка….
– Это от страха. И от слез…
Бабушка отпустила Майю, села, оперлась на руку, чтобы скрыть от внучки лицо. Но Майя заметила, что она действительно плачет.
Девочка немедленно забыла обо всем, забралась бабушке на колени, и попробовала силой оторвать ее руки от лица.
– Майка, слезь, у меня колени больные…
– Расскажи, чиво там такое страшное? – потребовала Майя.
– Ты не поймешь! Ты мне можешь просто
– Я пойму…
И тогда бабушка сдалась, и рассказала то, что было действительно похоже на страшную сказку. Может, другие и не знали ее. Но бабушкина семья жила в этих краях всегда. Прадеды и прабабушки, и их прадеды и прабабушки… Никто из их рода не помнил других мест. Мать Майи первая отсюда уехала. И вот все эти пра, и прапра, и прапрапра знали, что эта пещера как нить клубка – тянется далеко-далеко под землей. Никто не дошел до ее конца. Потому что там на пути – и обрывы, и обвалы, п подземные ручьи. Шестая и Седьмая пещеры это просто детская песочница по сравнению с этой. Но если кто-то доберется до самого конца – увидит там огонь. Огонь загорается, если там появляется живая душа, и белое его пламя возносится ввысь не просто так. Пока оно горит – живой может говорить с мерт-выми.
Предки не просто верили в это, они считали это столь же достоверным, как то, что по утрам встает солнце, а за зимой приходит весна. Но никто даже не пробовал добраться до огня. Это путь для особенных, для героев, куда уж простым смертным.
А потом одна из женщин решилась туда войти. Никто уже не помнит, как ее звали. Она была вдовой. Ее единственного ребенка украли, а может, он заблудился в тайге. И мать ринулась в эту пещеру, находясь в том отчаянье, когда уже просто мечтаешь наложить на себя руки. Но это грех, и надо, чтобы это сделал кто-то другой.
Женщина была уверена, что ее ребенка уже нет в живых, и хотела – если ей это будет позволено свыше – еще раз поговорить с ним перед собственной см-ертью.
Никто не сомневался в том, что женщина не выйдет из пещеры. Но прошло время, может год, а может, два – и охотники заметили у входа – высокую фигуру в черных лохмотьях – остатках траурного платья. Волосы у женщины были тоже черные – длинные и спутанные. Охотники решили, что увидели то ли призрака усопшей, то ли духа горы – и в испуге бежали.
Но позже Женщину видели еще многие, и кое-кто осмелился заговорить с ней. Она никогда не появлялась, если люди шли специально для того, чтобы увидеть ее. А потом снова стояла у входа в пещеру и смотрела прищуренными глазами на свет, от которого, наверное, давно отвыкла.
Как стало известно, что женщина теперь умеет колдовать? Она склонилась над стариком, который заблудился, и изнемог от голода и раны, полученной на охоте. Склонилась, и шептала что-то, и старик твердил, что это ему не привиделось – ее жесткие черные волосы, касались его лица.
И он встал, и обрел силы, чтобы добраться до людей. С тех пор ее так и звали – реже Колдунья, чаще – Черная женщина. К ней ходили, когда отчаивались получить исцеление другим способом, или если изнемогали от душевной тоски, так что жизнь казалось постылой.
Не всегда ее удавалось увидеть, и никто не стал бы искать ее в глубине пещеры, но когда Черная женщина выходила – она помогала. И люди жили еще долго после того, как она произносила над ними свои слова.
Люди старались отблагодарить ее. Кто-то нес ей одежду, кто-то вышитый цветной пояс, нож или что-то из еды. Но из рук в руки ей никто ничего не передавал. Она подходила лишь к тем, кто был на пороге смерти, чья душа уже витала между мирами.