Пешком над облаками
Шрифт:
«Спасибо, но мое место на родном буксире «Перепелкино». И вообще, я не богоподобный, а простой и по-прежнему скромный юнга!» — сообщил я, обращаясь и к наи-внягам и ко всему введенному в заблуждение человечеству.
И тотчас до моего слуха донесся знакомый густой гудок. К острову подходил мой буксир, который уже обогнул всю Антарктиду и приближался с другой стороны света.
— И все же, зачем ему понадобилось это? Выдавать себя за вас? — спросила тоненькая черноокая миражанка.
— Ах, Сорейя, неужели ты не понимаешь? — укоризненно сказал старец. Ведь…
— Минуточку, я сейчас объясню, — сказал я, вежливо вмешиваясь. — Действуя как бы от моего имени, Пыпин хотел, чтобы я поверил,
И ВНОВЬ ГЛАВА VII, восстанавливающая справедливость и позволяющая миражанину довести рассказ до конца
— Ну, кажется, я прояснил все, что должен был прояснить, и ваш юный воспитанник может теперь уже беспрепятственно закончить свою интереснейшую историю, — заверил я старца, приложив к сердцу ладонь. — Но если он не возражает, я могу за него это сделать сам, — предложил я, опасаясь, что из-за давности событий неопытный юноша может нечаянно испортить великолепный рассказ.
— О, вы нам окажете честь! — обрадовался добрый миражанин. — Вы, говорят, отменный рассказчик. А впрочем, мы только что убедились в этом сами. Верно, ребята?
Обе воспитательницы и все бывшие воспитанники сада подтвердили его слова. Кто горячими восклицаниями. Кто красноречивым кивком головы.
— Тогда слушайте, что было дальше, — произнес я, польщенный доверием этих милых людей. — Итак, вы уставились на него, стараясь понять, как это юнга в одно и то же время очутился в двух разных местах? Первым, как и подобает, пришел в себя заведующий садом, то есть вы, почтенный аксакал, и бдительно воскликнул:
«Дети, перед вами самозванец!»
«А я виноват, что похож, да? Я виноват? — закричал хулиган, чуть не плача. — И потом: я чему вас учил? Ну признавайтесь! Разве вам не хочется шуметь? Не слушаться старших, а делать по-своему, да? Вот ты, Садык! Ведь ты не любишь рыбий жир. Не так ли?»
«Так», — прошептал честный Садык.
«Да он прав, этот человек, и спать нам ужас как не хочется после обеда. Выходит, он хочет нам добра», — подумали вы, все остальные дети.
«А вы, гражданин педагог? — продолжал хулиган, осмелев. — И вам ведь хочется иногда… ну, признайтесь… говорите вы себе иногда: Ничего с детьми не случится, если я часишко посплю и предоставлю детей себе. В конце концов, не так уж он вездесущ, хулиган этот Пыпин».
«Я живой человек, имею право ошибаться», — ответил заведующий, то есть вы, уважаемый, краснея.
И тут ваш детский сад наполнился таким количеством легкомыслия, что стал легче воздуха и начал всплывать к верхним слоям атмосферы на манер поплавка. Вы все растерялись, не зная, что же произошло, и только Пыпин забегал, завопил; «Караул, помогите!» — ив последний момент спрыгнул с кромки медленно поднимающегося оазиса в песок. Когда же вы пришли в себя, земля уже виднелась далеко внизу. Ваш сад висел над облаками.
Молодые миражане потрясенно молчали, а старец, покачав головой, сказал:
— Так вот в чем дело?! Но как бы то ни было, вот уже четверть века наш сад парит в небесах, оторванный от остального мира. То есть над нами часто висят вертолеты, то ли с научной целью, то ли просто с группой туристов. Мы сигналим, просим помочь, но они, изучив и нас, и сад, сняв его на пленку и так и этак, улетают прочь, как будто у нас не детский сад, а всего лишь явление природы. Мы долго не могли понять, почему добрые люди не торопятся с нашим спасением. Но однажды до нас донеслось слово «мираж». Его произнес один радиокомментатор, ведя передачу с борта самолета. Он так громко кричал в микрофон, что мы слышали каждое его слово. После этого мы лишились последней надежды на возвращение и, стыдно сказать, совсем упали духом. Ведь только подумать, сколько конфет и варенья могли бы мы за это время съесть! Сколько фильмов увидеть! Миллионы банок! Тысячи кинокартин! То есть ели бы дети, ну и мне досталось немножко. Но, увы, и конфеты едят, и фильмы смотрят другие. И все это без нас!.. И еще раз — только подумать! — вскричал заведующий с новой силой. — И все это случилось из-за того, что кто-то решил избавиться от своего плохого «я», взял да спихнул его чужим людям. Пусть, мол, те повозятся с ним. А я, мол, зато буду сплошной хороший! Да, мы были слегка легкомысленны, но не больше, не больше других! И не будь этого Пыпина, кто знает: может, вот в эту минуту я и мои питомцы смотрели футбольный матч!
Я покраснел от стыда. Но никто этого не заметил, и старец, успокоившись, сказал:
— Единственное утешение; вам, безусловно, в конце концов удалось победить этого хулигана личным примером, и тот, очевидно, служит пожарником или образцово водит такси.
— Ах, если бы, — ответил я, невольно вздохнув. — Он до сих пор хулиганит.*
— Значит, это он пришел вместе с вами? — спросил старец, пугаясь.
— Увы, — честно признал я и тут же встрепенулся. — Но что-то долго Пыпина нет? Как бы он вновь не натворил беды!
И тотчас снаружи раздался звон подфутболенной консервной банки, развязные крики и уличное пение.
Мы выбежали из дворца и увидели Пыпина. Он сидел на верхушке кокосовой пальмы и следил за нами настороженным взглядом.
Я забеспокоился и спросил:
— Что с вами, Пыпин?
— Да вот захотелось нарушить общественный порядок, — признался Пыпин. — А то уж такая тишь, что даже противно. Листья шелестят, птицы поют, журчит вода, понимаешь. Ну, я и не утерпел. Нарушил! И спрятался заодно. Вдруг вспомнят старое и взбучку дадут. И за то, и за это, — пояснил Пыпин, кивнув на сопровождавших меня миражан. — А что я сделал такого? Как Толик, так ничего. Ему можно и дыры в днище вертеть, и судно, понимаешь, на рифы. А я чуть что и сразу: Пыпин такой, Пыпин сякой, — сварливо сказал хулиган.
Это было несправедливо. Я строго осуждал все проделки Толика Слонова. И все же я с укором сказал:
— Стыдитесь: он мальчик, а вам уже за шестьдесят!
— Тем более! У него все впереди, а мне озоровать всего ничего осталось. Начнутся ревматизмы и подагры всякие, — возразил хулиган.
И все же, помимо своей воли, конечно, он сделал доброе дело: напомнил о Толике.
— Люди добрые, — спросил я миражан, — вы не видели мальчика на воздушном шаре? Мальчика Толей зовут.
— А как же! Того, что море не видел четыре года? — догадался старец. Этот как раз недавно был… Вчера. Мы ему были очень рады. Еще бы: первый человек с Большой земли! Да только рисковое дело он тут же задумал. Давайте, говорит, на вашем острове устроим базу пиратов и станем разбойничать на оживленных воздушных путях. И возвращаться, говорит, будем с богатой добычей. С запасами леденцов, которых всегда полно на пассажирских самолетах, и прекрасных дам среднего школьного возраста в полон возьмем. Мы, конечно, сказали: нам еще этого не хватало! Ну, он обиделся, сел в свою корзинку и улетел вон в ту сторону. Ничего, говорит, я себе другое приключение найду.
— Какой перспективный мальчишка! Я твердил это всегда! — закричал сверху Пыпин. — В погоню за ним, скорее! Ух, вместе мы натворим такое! — и скатился вниз по стволу.
— Да, да. Нам нельзя медлить. Я должен его остановить! — закричал я вслед за Пыпиным.
Мы уже были готовы устремиться в погоню, и миражане, видя это, панически закричали:
— А как же мы? Что же, нам пропадать?
Тут я и сам спохватился, вовремя вспомнил, что до сих пор не спас миражан, не помог им вернуться на Землю.