Песики&Детектив
Шрифт:
– Любовь – злая штука. Кстати, вы бы не могли показать мне комнату Машеньки?
Плещеев поморщился:
– Там требуется ремонт. Обои отклеились, и вообще…
– Да ладно вам – такая история!
– Какой вы! Хорошо, в качестве исключения, как сыщику. Прошу вас. Только возьму в кабинете ключи.
Через пару минут, гремя связкой ключей разного калибра, Плещеев отпирал дверь в комнату несчастной жительницы этого дома, благодаря своей красоте ставшей яблоком раздора между соперниками – отцом и сыном.
Это
– И как все это не разграбили? – Он кивнул на старинный буфет с резным орнаментом, за стеклами которого хранилась посуда. – Большевики, я имею в виду?
– А его как раз большевики-комиссары и облюбовали. Вот кто любил помещичье добро: перины пуховые, столовое серебро. Позже, во время войны, тут жил посол дружественной Югославии. А после войны решили сделать краеведческий музей. Так он и дотянул со старыми мебелями до наших дней. А картины в подвалах обнаружили прямо под домом, среди прочего хлама.
– Буфет и впрямь красавец, – трогая искусную резьбу, заметил Крымов. – А что это за выщербина? – Он аккуратно провел пальцами по нижней раме высокой створки буфета. – На пулевое отверстие похоже…
– А это и есть пулевое отверстие, уважаемый Андрей Петрович.
Крымов обернулся:
– Да ладно? Это то, о чем я думаю?
Плещеев хитро сощурил глаза:
– Вопрос: о чем думаете вы?
– Не верю. Вот так, спустя сто двадцать лет?
– По преданию, это как раз та пуля, что убила Машеньку Черкасову, а потом угодила в буфет.
– Вот оно что. Я открою? Ключ-то в замке.
– Будьте так любезны.
Крымов провернул ключ и бережно открыл створки. Подвинул старинный фарфор, тщательно все осмотрел.
– А тут следа от пули нет.
– Вы очень внимательны. Он есть, я сейчас вам покажу. – Старик загремел ключами, нашел нужный, воткнул в замочную скважину правого ящика буфета, выдвинул его и, вытащив резную шкатулку, поставил ее на столешницу. – Антикварная шкатулка из ореха для писем и безделушек с расписной вставкой под эмаль на крышке. Вот смотрите, еще одно отверстие.
– Милая вещица. – Детектив взял произведение искусства в руки, долго рассматривал шкатулку, прикладывал ее к створке буфета, вновь рассматривал и прицеливался острым глазом опытного следака.
– Да, траектория совпадает. Вы правы. Но пуля только вошла в шкатулку. Задняя стенка цела.
– Именно так.
Шкатулка с пасторальной миниатюрой, чуть потрескавшейся, была заперта.
– Откроете? Уверен, у вас и от нее ключик найдется, а?
– Еще как найдется, – усмехнулся Плещеев, быстро нашел в связке крохотный ключ и отпер замок: – Пожалуйте, господин сыщик.
Крымов открыл шкатулку. Письма, старые
– А это что за безделушка? – повертев скорлупу в руках, спросил Крымов. Потряс у самого уха, но ничего не услышал.
– Безделушка, она и есть безделушка. Я так думаю.
– А что внутри?
– Если ударить молотком, можно и посмотреть. Но как-то жалко. Думаю, просто ореховая скорлупа в оправе. Чья-то причуда.
– Значит, пуля из пистолета графа остановилась в этой шкатулке. Тут закончилась ее кинетическая энергия, которую ученые еще называют живой.
– Выходит, что так.
– А графский револьвер сохранился?
– Два из трех его револьверов есть. Они в экспозиции. Это вы к чему?
– Отверстие от пули – по нему можно определить марку оружия. Что за револьверы были у графа?
– Французский револьвер «Лефоше»…
– Знаю такую марку, образца 1853 года.
– Верно. Трехлинейный револьвер системы «Наган»…
– Образца 1895 года – русская классика.
– Тоже верно. И третий, его упоминают только в письмах. Это итальянский револьвер «Бодео», образца?.. – Старичок внимательно посмотрел на гостя. – Ну же?..
– Не помню, увы.
– 1889 года. «Солдатская модель» без защитной скобы на спусковом крючке.
– Да вы знаток оружия, Платон Платонович.
– Ваша правда, но только отчасти. Я посвятил долгие годы графскому роду Оводовых. Поневоле начнешь разбираться в разных вещах, которые ценил сам граф. В стрелковом оружии в том числе.
Крымов достал телефон, сделал снимки комнаты бедной Машеньки, прицельно сфотографировал легендарный буфет. И с особой тщательностью – пулевые отверстия в буфете, в шкатулке. А потом, уже в комнате графа, щелкнул и графские пистолеты. Для своей визуальной коллекции.
Вскоре они попрощались.
– Да, Платон Платонович, забыл спросить. Обувная фабрика, созданная Никитой Митрофановичем Рыковым, – что с ней стало дальше?
– В революцию отошла государству, там шили сапоги для Рабоче-крестьянской Красной армии. Но и после Гражданской войны фабрика продолжила работу. Шила ботинки «скороходы», называлась «Волжский скороход».
– Слышал о такой.
– Разумеется, слышали. В перестройку фабрику приватизировали, и помещения отдали под торговый центр.
– А потомки Рыковых сохранились?
– Есть один, – отчасти насмешливо заметил Плещеев, – спятивший кошатник Петр Семенович Рыков. В юности мы дружили, но потом насмерть разругались. У них, видите ли, в семье передавалось из поколения в поколение враждебное отношение к Оводовым. Это перенеслось на сам музей и тех, кто его опекает, посвятил свою жизнь Оводовым.