«Пёсий двор», собачий холод. Том II
Шрифт:
— Нет-нет-нет, граф! — решительно перебил его За’Бэй. — Таким абсурдом нельзя делиться сразу, пусть сначала господа выскажут свои трезвые, не омрачённые абсурдом точки зрения. Об акции Охраны Петерберга, я имею в виду. Господа?
Господа весьма недвусмысленно обернулись к Скопцову, и он, разумеется, ощутил волну смущения. Ах, но теперь-то почему? Быть может, дело всё ещё заключалось в том, как уверенно говорил только что хэр Ройш про «ответные меры» и влияние Революционного Комитета на развитие ситуации. Рядом с этой уверенности конкретные факты, выспрошенные Скопцовым у полковника Шкёва, немедленно начинали расплываться и оборачиваться слухами. Там, в казармах и в городе, был один мир, но самоуверенность
— Я знаю не так много, поскольку Охрана Петерберга, как это ни смешно, и сама знает немного, — Скопцов прочистил горло. — Кроме того, мне не удалось… и не захотелось встретиться с отцом, — он взглянул на хэра Ройша почти что с вызовом, но на лице того не отразилось и тени раздражения. — В общих же чертах слухи, кажется, верны. Всё действительно началось с гражданского, некоего Твирина.
Граф с За’Бэем опять переглянулись, но Скопцов волевым усилием не позволил себе сбиться:
— Мне известно только, что это достаточно молодой человек. Прошлой ночью он пробрался в казармы Западной части — никто не знает как, а это, между прочим, тоже непростая задача! — так вот, он пробрался в казармы и нашёл способ поговорить с генералом Йорбом, а потом и с остальными генералами. Полковник Шкёв, с которым я беседовал, не знает о чём и не знает как, но этот Твирин, видимо, убедил их… выходит, в необходимости переворота? Только, прошу, не забывайте, что всё это тоже слухи, пусть и из Охраны Петерберга! Генералы созвали срочное совещание Городского совета, прямо в казармах, как я понял, это иногда бывает… Хэр Ройш, а почему ваш отец его не посетил?
— Удача, — иронически ответил тот. — Мой отец всегда полагал собственную работу важнее спонтанных сборищ.
— Да… В общем, полковник Шкёв уверен, что изначально они собирались Городской совет только арестовывать, но что-то произошло уже на месте. Кажется, этот Твирин действительно кого-то первым застрелил, а потом… Считается, что потом случился официальный расстрел, но полковник Шкёв сказал мне, что между генералами и тогда не было полного согласия, а стрелять начали чуть ли не рядовые. Быть может, он просто выгораживает командование. Ну а дальше… дело-то уже сделано! Полковник говорит, что на публичной демонстрации трупов, на публичном объяснении тоже настоял этот Твирин, но, мне кажется, он преувеличивает — ведь не станут же генералы слушать в таком вопросе стороннего человека! Хотя, выходит, изначально-то они его послушали.
За’Бэй склонился шепнуть что-то графу, и тот с охотой кивнул.
— А теперь, — чуть повысил голос Скопцов, — город официально полностью закрыт, все выездные аннулированы, телеграфные провода обрезают, а все почтамты заняты солдатами. Как я уже упоминал, Охрана Петерберга планирует создать новый совещательный орган из всяческих авторитетных людей, к прежней власти отношения не имевших, — например, графа, господина Пржеславского и так далее… Только это командование планирует, но оно… — Скопцов окончательно захлебнулся словами, смущённо выдохнул и продолжил: — Но оно не слишком-то управляет солдатами. Вернее, управляет, и как раз поэтому не может всерьёз заняться ничем другим. Потому что солдатам, конечно, хочется большего, чем расстрела одного только Городского совета. Откровенная агрессия пока поутихла, но ночью полковник просил быть бдительными. Он говорит, что всё равно начнутся грабежи и мародёрство и что командование не сможет пресечь все случаи.
— Иными словами, они совершили очень серьёзный шаг, не слишком хорошо его продумав, — медленно проговорил хэр Ройш, почему-то совершенно отказываясь выглядеть в своём дамском платье несуразно. — Очень в духе Охраны Петерберга. И всё из-за одного дара убеждения некоего молодого человека. Что сталось с молодым человеком?
— С Твириным? Он в казармах — я не уверен, что физически, но, скажем так, он под патронажем Охраны Петерберга. Полковник сам не разобрался, как именно с ним решили поступить, — кажется, никто ещё не разобрался. Но они его держат — это ведь их доказательство того, что всё произошедшее — не самоуправство солдат, что это начали простые люди, солдаты ведь говорят от лица всего города… якобы. Им нужно подтверждение того, что расстрел — воля народа. Попросту говоря, им нужен виновник, которого они могли бы предъявить в своё оправдание… А ещё, кажется, Твирин понравился солдатам — и немудрено, если он… Граф, За’Бэй, ну прошу вас! — не выдержал Скопцов. — Я ведь не просто так здесь выступаю, и если вам тоже есть что сказать, скажите же!
— Простите великодушно, мы забылись, — учтиво извинился граф.
— И вы сейчас тоже забудетесь! — куда менее учтиво, но зато с чувством воскликнул За’Бэй. — Тут, как вы знаете, пробегали Золотце с господином Приблевым — с площади прямо в Порт. К слову, зачем Золотце повёл Приблева в Порт? Он ведь раньше так боялся посвящать в свои печные дела новых людей… Впрочем, ладно. Пробегали, да — а мимо них самих пробежал Хикеракли. И высказал насчёт таинственного Твирина ошеломительное предположение.
— Только помните, господа, что мы имеем дело с абсурдистским жанром, — очень серьёзно напомнил граф.
— Хикеракли утверждает, — За’Бэй обернулся к Мальвину, — что это может быть ваш Ивин.
Мальвин выдержал удар абсурдизмом с честью, и на лице его отразилось самое ироническое выражение, какое Скопцов мог у господина префекта припомнить. Уж конечно, верить в подобное он отказался, но и для смеха над шуткой будто чего-то не хватило.
— И на основании чего же, — со схожим скепсисом уточнил хэр Ройш, — Хикеракли это утверждает?
— Если я верно понял Золотце, а Золотце верно понял Хикеракли, то он вашего Ивина так называл, — радостно пояснил За’Бэй, — потому что, мол, рыжий.
Повисло молчание, как когда хэр Ройш сообщил о слепоте своего отца, только куда более недоверчивое.
— Этого не может быть, — стряхнул наконец оцепенение Мальвин. — Тима — Твирин? Тима расстреливает людей?
— Т. В. Ивин, — За’Бэй пожал плечами, — каламбур.
— Для Хикеракли слишком хороший, — без души съязвил хэр Ройш, продолжая явно думать о другом.
— Этого не может быть! — повторил Мальвин громче, что обычно означает — менее уверенно.
— Думаете, не может? — заговорил вдруг господин Солосье, о присутствии которого как-то забылось. — А на меня произвёл как раз такое впечатление… Неврастенический мальчик, мечтательный и покамест весь в себе. Это ваш друг? — обратился он к Мальвину. — И где он был вчера?
— Вероятно, с Хикеракли, — растерялся тот и поискал поддержки у Скопцова.
А Скопцову оставалось только головой покачать — Хикеракли вчера целый день просидел в общежитии, поскольку возжелал неожиданно поучиться, и никаких Тимофеев Ивиных при этом не наблюдалось.
— Вы для меня загадочней дамских туалетов, господа, — расстроенно заметил граф. — Не верите в абсурд — пожалуйста, не верьте. Но если вы хоть на мгновенье допускаете мысль о возможности абсурда, к чему столь пасмурные лица? Если некто Твирин — вдруг — всем нам знаком, да ещё и прозван с лёгкой руки господина Хикеракли, то это же повод для шампанского! Ведь выходит, что ниточек, ведущих к Охране Петерберга, у нас больше, чем можно было надеяться.
— Я уже говорил сегодня эти слова, но, боюсь, всё немного сложнее, — Скопцов снова почувствовал, как голос его подводит. — Я не успел… Господин Твирин, кем бы он ни был, Революционного Комитета не упоминал, от листовочников отрекается и, более того, призывает их искать и карать. Так мне сказали…