Пески Палестины
Шрифт:
Матка Бозка? При чем тут Богоматерь? Крик Освальда вывел Бурцева из задумчивости. И не только его. Загалдели, зашумели перепуганные матросы. Встревожилась дружина. Неужто опять пираты?
Нет. Это оказалось хуже, гораздо хуже пиратов.
С высокой боевой площадки на носу когга было хорошо видно, как по волнам, вспучивая воду и оставляя позади длинный пенный след, неслось нечто. Рыбы с такой скоростью точно не плавают…
Торпеда! Бурцева прошиб холодный пот. Откуда?! Какого лешего?! Водяного какого?!
Моряки уже вопили от ужаса. Команда впала в ступор. Лавировать, уклоняться с такой
Они замерли все. Как кролик перед удавом замерли. А удав этот — коротенький, толстенький, пряменький, с винтом вместо хвоста рубил воду тупорылой головкой. И приближался.
Но нет — сейчас по волнам мчалась не их смерть. Не по их душу неслась набитая взрывчаткой болванка с моторчиком. Это Бурцев понял, когда плавучий снаряд зло, походя, брызнул водой в левый борт когга. И устремился дальше. Направлялась торпеда… направлялась… К «раумботу» она направлялась!
Пронесло! — первая мысль. Вторая — твою мать!
Атомный гроб в трюме немецкого катера — вот о чем думал Бурцев в эти бесконечно долгие доли секунды. Когда море вспучится от ядерного взрыва, ничего живого не останется в радиусе… в приличном, в общем, радиусе. Трофейному пиратскому коггу со всеми его пассажирами и морячками так точно хана!
Бурцев молился вместе со всеми. Неумело, торопливо. Слова последней молитвы возникали в мозгу сами собой. Вперемежку с матом. Было ли это кощунством? Или мозг на краю смерти жил уже своей, отличной от отлетающей души, жизнью? Жил и бранился, не желая смиряться, не желая умирать.
Но и тем, кто пустил торпеду, наверное, тоже не очень хотелось сгинуть в клубах атомного огня и пара. Те, кто пустил торпеду, действовали так же осторожно, как и летчики «мессершмиттов». Те, кто пустил торпеду, целили не в грузовой отсек «раумбота».
Вытянутая продолговатая болванка ударила по многострадальной корме катера.
На борту тонущего судна к тому времени не было уже никого: пираты, попрыгав в воду, отчаянно загребали руками. Смешно… Грустно… Уплыть от своей смерти не дано никому из смертных.
Громыхнул взрыв — слава богу, без атомного гриба. Выворотило, срезало подчистую всю заднюю часть «раумбота» вместе с машинным отсеком, взломало герметичную перегородку. Кувыркаясь, полетел сорванный с лафета зенитный пулемет. Задранная носовая часть катера поднялась еще выше, подскочила, подброшенная взрывной волной, крутанулась над водой, словно гигантская рыба, перекушенная напополам, рухнула вниз. А за мгновение до того в снопе брызг и огня Бурцев отчетливо увидел вываливающуюся из разбитого трюма «атомми‑не». Целую и невредимую!
Гробообразный контейнер с урановым зарядом мгновенно ушел на дно. За ним так же быстро последовал и катер. Да, те, кто пустил торпеду, сработали чисто: в средиземноморских водах не будет даже радиоактивного заражения. В ближайшие века, по крайней мере.
Волна, поднятая взрывом, докатилась до когга. Качнуло — прилично так, ощутимо. Но это еще что: тяжеленный неф, который оказался гораздо ближе к эпицентру, отпихнуло, отбросило в сторону, едва не перевернуло.
К Бурцеву вернулась способность мыслить. Кто?! – билось в мозгу. Кто пустил торпеду?! Не было ж ни
Все‑таки есть!
Небольшой бурунчик возник неподалеку. Рядом совсем — из лука достать можно. Не риф и не акула, привлеченная запахом смерти. Бурунчик быстро рос, ширился…
— Левиафан! [17] — вскричал Освальд. — Змей водный!
— Кракен! [18] — орали моряки Жюля.
— Чудо‑юдо морское! — ахнул Гаврила.
«Юдо» выставляло шип. Шип поблескивал металлом.
— Пе‑рис‑коп… — побледневшими губами прошептал Бурцев.
17
17 Мифический обитатель морских глубин
18
18 Еще одно пугало средневековых мореходов, которого представляли в виде гигантского рака, кальмара, морского дракона или змеи
И не расслышал звука собственного голоса.
Глава 12
А «юдо» уже поднимало над водой вытянутую стальную морду. «Юдо» сбавляло скорость. Ни хрена ж себе! Средиземноморскую акваторию патрулирует субмарина цайткоманды! Субмариночка, точнее. Не подводный гигант, как показалось сначала, с перепугу. На чудовищного левиафана немецкая подлодка никак не тянула. Судно принадлежало к классу так называемых лодок‑малюток. Знаменитый подводный штурмовик «Зеехунд». «Тюлень». Шустрый, неуловимый, беспощадный. Длина обтекаемого корпуса всего каких‑то дюжина метров. Ширина — полтора‑два. Сзади — рули и винт в защитном «стаканчике», вверху — задраенный люк. Три отсека — жилой, машинный и шлюзовой, дизель и электромотор, два члена экипажа и две забортные торпеды калибра 533 мм в бугельных аппаратах.
Со стороны немецкий «Тюлень» и сам больше смахивал на торпеду. Этакую здоровенную торпедищу, несущую в боковых клешнеобразных захватах две малые торпедки. Вернее, одну уже — вторая только что потопила «раумбот».
— Что это, Вацлав? Что?! – наседал пан Освальд. Бурцев ответил как есть:
— Подводная лодка.
— Но это невозможно! Лодки не плавают под водой! Под водой лодки идут ко дну!
— Не все, Освальд, не все…
Он лихорадочно соображал. Он понимал, что произошло.
«Мессершмитты» успели передать координаты «раумбота» с атомным грузом на борту. Возможно, даже сообщили, что катер противника оказывает отчаянное сопротивление. И в указанную точку отправилась подмога.
Пока Бурцев со своей дружиной дрейфовал на простреленной посудине, пока разбирался с морскими разбойниками, пока освобождал пиратских пленников, пока, как распоследний идиот, разговоры разговаривал с королевой Кипра, шустрая лодчонка спешила сюда на всех парах. А они… Блин, они даже не удосужились убраться из района воздушного налета. Разумеется, их обнаружили.