Пески Титана
Шрифт:
– Другими словами, у нас ничего не получится.
– Я этого не говорила.
– Это сказал я.
– Я остановился и присел на валун. Или на большую глыбу льда. Господи, ну как такая знакомая на вид местность может быть настолько мерзкой?
Я знал, что должен сделать, но сперва хотел решить другую проблему.
Большую часть жизни я был одинок. Теперь у меня есть некто, кто от меня зависит, хочется мне этого или нет. Некто, кто мыслит фемто-секундами, и у кого этих фемтосекунд слишком много, чтобы тратить на тревоги. Но этот
Ей требовалось нечто большее, чем отслеживать путь по примитивной карте, наблюдать за расходом воздуха и тревожиться о том, что она, возможно, ведет нас к смерти.
– Ты знаешь, что такое ПВП?
– спросил я.
– Нет. А мне следует это знать?
– Отнюдь, это жаргон астронавтов.
– Я вздохнул и встал. Стены промоины были здесь слишком крутыми для того, что я задумал. Надеюсь, я просидел здесь не слишком долго - если придется возвращаться, то это станет катастрофой.
– Если кратко, это количество кислорода, потребляемого в состоянии покоя.
– Ноль?
– Очень смешно.
– Вообще-то, шутка была хорошим признаком. Быть может, она не настолько впала в отчаяние, насколько я опасался.
– Так вот, хочу знать, сколько потребляю я. Насколько точна телеметрия?
– Более или менее. Сейчас ты потребляешь 980 миллилитров кислорода в минуту. Максимум составлял три литра.
Это когда я выбивался из сил, карабкаясь на ту дюну.
– А нижнее значение?
– Когда ты отдыхал, оно упало до 320, но продолжает снижаться.
– Хорошо. Пусть будет 250. При размерах моего тела минимум потребления находится вблизи этого значения.
– Из этого следует, что ты проживешь примерно еще шестьдесят четыре часа, сидя на валуне. Может, и больше, если заснешь.
– Отлично. Идею ты ухватила. При двадцати ПВП мы проживем чуть меньше трех с половиной часов.
– Но такой темп выдержать не сможет никто.
– При десяти, - такой темп я недавно смог некоторое время поддерживать, - воздуха хватит на вдвое большее время.
– Ясно. Сейчас расход поднялся до 4,7, но ты едва делаешь семь километров в час.
– Это потому, что местность стала более трудной.
Промоина заставляла меня нервничать все больше и больше. Мне было наплевать, что ее сформировала метановая река, размывшая криовулканический аммиачно-водяной лед - она сужалась и становилась круче, а это плохие признаки. Склон, по которому нельзя взобраться - это очень серьезный риск. Черт, возможно, мы даже наткнемся на водопад с прудом из метана у подножия. Даже если дожди здесь идут редко, жидкий метан может испаряться целую вечность.
Пожалуй, я смог бы при необходимости заставить себя перейти вброд небольшой метановый пруд, но и это, и карабканье по камням станет делом медленным и тяжелым.
– Итак, вот
– Помоги отыскать такой уровень физических усилий, который дает максимальную отдачу на единицу затраченного воздуха.
– Могу сказать прямо сейчас, что это не был первый час пути.
– Конечно, нет! Мы же шли по песку.
– И по той проклятой гальке в нижней части промоины. Настала моя очередь сделать паузу.
– Следующая часть пути тебе тоже не понравится.
Впереди промоину намертво забили валуны размером с наш контейнер. На Земле я ни за что не преодолел бы такой завал без веревки. А здесь… предпочел бы не пробовать. Уж больно это напоминало места, где на тебя может что-нибудь свалиться.
Я принялся высматривать симпатичный пологий склон, но все они оказались на удивление крутыми. Если я соскользну и кувыркнусь вниз, то мне будет больно даже при низкой силе тяжести.
Бритни уже все сообразила:
– Собираешься лезть наверх?
– Да.
– Ты потратишь много воздуха.
– Да.
Пожалуй, ей это не понравится.
Поначалу все шло не так уж и плохо. Может, гора и состояла изо льда, но его поверхность была покрыта камешками и грубой субстанцией, напоминающей почву. В результате - цепочка удобных ступенек. Подъем крутой, но вполне преодолимый.
Но криолава, очевидно, выходила слоями, совсем как лава обычная. По мере подъема я стал натыкаться на ярусы, похожие на слои свадебного торта. И каждый раз мне приходилось преодолевать рыхлые осыпи, отыскивая в них места с проходимыми скатами. Черт, черт, черт! Да, базальт образует такие ландшафты. Но лед?
Несколько раз мне приходилось буквально подтягиваться на руках к вершине особенно крутого уступа - и только для того, чтобы обнаружить выше следующий ярус. Чем выше я взбирался, тем мельче становились камешки, и тем легче они скатывались при малейшем прикосновении. Потревоженные, они падали целую вечность, осыпаясь медленными звонкими лавинами, пока не исчезали за краем уступа.
– Почему здесь все такое подвижное, черт побери?
– взорвался я, не сдержавшись. Подъем все тянулся и тянулся, и всякий раз, когда я отчаянно искал опору для ног, я транжирил кислород.
– Почему низкая сила тяжести не делает склоны более стабильными?
– Угол естественного откоса здесь такой же, как на Земле, - пояснила Бритни.
– Это самый крутой склон, на который можно навалить камни, и они при этом не скатятся. Если проделать вычисления, то сила тяжести вычеркивается из обеих частей уравнения, во всяком случае, уравнения первого порядка. Но это нельзя назвать интуитивно очевидным.
– Интуитивно очевидным?
– Это такое выражение. Чтобы тебе было легче понять.
Легче? Черта с два. Бритни способна удивляться не хуже меня. Разница лишь в том, что в подобных вещах она очень хорошо умеет разгадывать ответы.