Песнь ледяной сирены
Шрифт:
Сольвейг перевела взгляд на исчадие льда и поняла, что ответ кроется в нем – в тонкой руке, что держала горло Летты. Ненависть вскипела в ней, заглушая страх перед тварью льда и ночи. Страх потерять сестру оказался куда сильней.
Взгляд, что метался по комнате, выхватил лежащие на полу осколки лампы. Сольвейг бросилась вперед, схватила самый крупный и не глядя рубанула воздух там, где виднелась призрачная лента-рука. Существо, лишенное рта, закричало. Жуткий горловой стон вырвался из живота, ворвался в голову Сольвейг, больно сдавливая
От тела исчадия льда отделились тонкие призрачные руки, потянулись к ней. Внутренности Сольвейг пронзила незнакомая, тянущая боль. Конечности отяжелели, в голове, заглушая все мысли и чувства, ревел гул сонма голосов – это дымчатая лента-рука твари коснулась ее висков.
«Бедняжка, ты переполнена силой, как дойная корова – молоком. Но ты не знаешь, как совладать с нею, как вывести ее на свет. – В призрачном голосе, существующем только в голове Сольвейг, звучало разочарование. – Ты мне не нужна».
И снова боль жесткой зазубренной проволокой прошила все ее естество, но на этот раз была куда беспощаднее. Сольвейг опустила взгляд вниз и обмерла – кончики пальцев стремительно чернели, словно их коснулась неведомая зараза. Дыхание перехватило – паника украла воздух в ее легких.
Сольвейг понимала – как только тварь расправится с ней, она закончит начатое с Леттой. Сестра уже не реагировала на происходящее – висела в петле ленты-руки исчадия льда, как послушная кукла. Глаза ее закатились, обнажая белки, из приоткрытых губ вырывалось тяжелое дыхание.
Сольвейг не могла позволить, чтобы все закончилось так. Она должна хотя бы попытаться воззвать к силе своего сиреньего голоса, к силе своей Песни.
«Давай, Сольвейг! – мысленно взмолилась она. – Хотя бы раз в жизни будь истинной ледяной сиреной!»
«Пой не голосом, не связками – сердцем! Сосредоточь всю силу, которая в тебе скрыта, сплети ее в один большой клубок. А затем выплесни наружу, высвободи ее!»
Последние слова Летты, сказанные вчера, Сольвейг повторила уже вслух: «Пой!»
И она запела.
Сольвейг представила, что ее изуродованных когтями Хладного связок нет вовсе. Что она – и есть Песнь. Исцеление ли, разрушение ли или сотворение – легендарная сила сирен имела разные воплощения. Но, так или иначе, они были лишь сосудами, шкатулками с даром. А шкатулки не имеют связок.
Некая сила внутри нее, пускай и запоздало, пробила преграду. Прежде лишь надломленные, перед лицом смертельной опасности барьеры рухнули, и дар Сольвейг наконец обрел звучание. Под напором яростной, злой Песни, олицетворением страха за сестру и ненавистью к Дыханию Смерти, что посмел так грубо вторгнуться в их жизнь, дом содрогнулся.
Сольвейг призвала бурю.
Из окон вылетели стекла, дверь с силой ударилась о стену, впуская ледяной шторм. Он бушевал, ураганным ветром сдувал книги с полок, опрокидывал вещи, срывал со стен картины и зеркала. Он превращал порядок вещей в хаос. По обе стороны от Сольвейг стало белым-бело из-за кружащегося в доме снега. Они втроем – три героя немой сцены – оказались в эпицентре бури. Дыхание Смерти задрожало, забилось, словно в лихорадке. Когда Сольвейг уже почти поверила в свою победу, исчадие протянуло к ней свою длинную руку. Дымка окутала шею, проникая под кожу. Сольвейг захлебнулась горечью, пахнущей смертью и пеплом, но петь не перестала.
В горло будто вонзались холодные осколки стекла. Казалось, Дыхание Смерти заново расплетает ее рубцы, заставляя раны на горле открыться. Сольвейг чувствовала во рту соленый вкус крови, но знала, что если замолкнет, исчадие льда победит.
Она пела, сколько хватило дыхания. В первый же миг резанувшей по ушам тишины Дыхание Смерти переметнулось к Летте. Сольвейг бросилась вперед, забыв про жгучую боль в горле, движимая лишь одним желанием – не дать исчадию льда забрать сестру. Схватила ее за руку… а поймала лишь воздух. Летта растворилась в лунном свете – как и тварь, что ее забрала. От Дыхания Смерти осталась лишь кучка серебристого пепла, которую развеял по дому ворвавшийся через разбитые окна сквозняк.
Сольвейг рухнула на колени. Попыталась выкрикнуть имя сестры – отчаянное, бесконтрольное желание. И… не смогла. Силилась позвать на помощь, но с губ не сорвалось ни звука. Она опустошенно смотрела на свое отражение – десятки отражений – через разбросанные по комнате зеркальные осколки.
Ее волосы… Они стали совершенно белыми.
А ее голос пропал.
Глава четвертая. Крылатая незнакомка
Что-то неладное творилось в Атриви-Норд.
Вчера утром огненные стражи нашли в лесу мертвую ледяную сирену Фрейдис.Вчера вечером в город пришли Дыхания Смерти? Исчадия льда ворвались в дома через разбитые ими же окна, покрыли стены и мебель тонким ледком. И забрали с собой хозяек.
Ледяных сирен.
По словам стражей, Фрейдис лежала на причудливом и жутковатом ложе из обломков стеклянных ветвей и расколотых на части исчадий. Она будто пыталась стереть Ледяной Венец в пыль. Эскилль бы не удивился. Странный дар ледяных сирен был похож на ветер – то тихий бриз, что успокаивал и даровал исцеление, то сумасшедший ураган, сметающий все на своем пути.
Эскилль догадывался, что заставило Фрейдис отправиться в Ледяной Венец. Ее сын Риг не унаследовал от матери дар сирены – впрочем, ни одному мужчине это не удалось. Однако отсутствие магической силы не отбило у Рига желания изменить мир. Пусть даже такую крохотную его частицу, как Атриви-Норд. Он пошел по стопам известного на весь остров Ларса Бьерке и стал охотником на исчадий льда.
Эскилль порой сталкивался с Ригом во время патрулей. Крепкий, широкоплечий парень всегда был вооружен двумя топориками – мечи он не признавал. Ведомые общей целью, они с уважением кивали друг другу и расходились по разным сторонам.