Песнь победителя
Шрифт:
«Только смотреть?» – спрашиваю я.
Мне хотелось пошутить. Ведь не даром в моих жилах течет берлинская кровь. Мне хотелось разжечь его, а потом холодно осадить. Ведь он так долго мучает меня.
«Марго, я с удовольствием поцеловал бы твои щёчки. Они у тебя такие свежие. Я даже отсюда чувствую, как они пахнут свежестью», – говорит капитан. У него поразительная манера говорить такие вещи самым спокойным тоном и без малейших намеков на дальнейшее.
«Но мир построен на диалектике», – продолжает капитан. – «Ты знаешь, что это такое? Ну, это значит, что после поцелуя в щеку мне захочется
«Ну, и что же здесь плохого?» – говорю я и думаю: «Неужели у него такая толстая шкура, что он не поймет и этого намёка?» «А плохо то, что нам тогда придётся расстаться».
«Почему?» – удивляюсь я.
«Об этом бесполезно говорить. Так должно быть».
«Но ведь многие русские имеют знакомых немецких девушек?» – возражаю я.
«Есть приказ, согласно которому связь советских офицеров с немецкими женщинами карается судом Военного Трибунала», – говорит капитан, не глядя на меня.
«Но ведь так часто видно…» – говорю я и не верю его словам.
«Это – уличная любовь, Марго. О ней не стоит говорить. И не она подразумевается в приказе маршала Соколовского».
«Но откуда будут знать, что Вы делаете дома, герр капитан».
«Хорошо. Возьмём наглядный пример. Допустим, я люблю тебя. Тогда я не должен лицемерить и скрывать это ото всего мира. Если же я не буду скрывать этого, то я рискую попасть в Сибирь. В лучшем случае – позорное разжалование с занесением в личное дело. Пятно на всю жизнь. Ты не поймешь этого».
«Но я знаю столько примеров…» опять стараюсь возразить я.
«Это не примеры. Это – вынужденный выход из положения. Если я буду любить тебя, а на глазах других буду разыгрывать комедию… Это автоматически убивает любовь и остается только грязная связь. Нельзя повенчать чёрную жабу с белой розой».
Я растерянно смотрю на него и не знаю, как понять это. У тридцатилетних мужчин какая-то особая манера говорить о любви, – они понимают её и анализируют.
Он весело улыбается, берёт мою руку и кладет её себе на лицо, как будто ласкаясь.
«Это только пример», – говорит он. – «Но даже если бы я любил тебя, то я предпочитаю постоянно любоваться тобой издалека, чем один раз вблизи. Ведь потом пришлось бы расстаться! Любовь – это нежный цветок и с ним нужно уметь обращаться. Понимаешь?» Раздался звонок в дверь. Так громко и по-хозяйски звонит только фрейлейн Валя. Она вихрем влетела в комнату и с разлёта крепко поцеловала капитана, откинулась назад и шаловливо смотрит какое это произвело на него впечатление. На эти поцелуи приказ маршала Соколовского не распространяется…
Капитан вместе с фрейлейн Валей уехали на работу, а я с досады села писать тебе начатое раньше письмо. Нарочно нарушила приказ капитана и осталась в квартире после пяти часов. Теперь я понимаю, почему он запретил мне это. Пусть же соседи подумают теперь что-нибудь, хотя этого и нет.
Привет тебе и твоему маленькому Петеру – твоя Марго.
Waldheim-Sachsen
Дорогая Марго!
Видно Провиденье уравновешивает чаши нашего горя и радости. Теперь я живу почти счастливой жизнью. Мой маленький Петер растёт и доставляет мне вcё больше и больше хлопот и радости. Даже соседи теперь заходят к нам и ничего не говорят плохого. Ведь теперь у ребёнка есть отец.
Маленький Петер теперь не незаконный ребенок. Зато большой Петер – незаконный отец. Он страшно боится, чтобы его начальство не узнало, что у него ребёнок и что он бывает здесь. Он говорит, что тогда его немедленно отошлют назад в Россию. Разве это преступление?
Я думала, что наши расовые законы были несправедливы, но что же за законы в этой стране, где так много кричат о равенстве и братстве. Большой Петер теперь буквально несчастный. Чем больше он привыкает к ребёнку, тем больше он боится видеть, чтобы об этом не узнали.
У Петера была в России жена и ребёнок. Оба погибли во время оккупации на Украине. Когда он мне говорил об этом, то смотрел в пол. Может быть, он думает, что я, как немка, тоже косвенно виновата в этом.
Как-то мама спросила его, почему так советские солдаты вели себя во время наступления по Германии. Петер нехотя ответил: «Нам всё время говорили, что немцы то же делали в России». Потом подумал немного и добавляет: «Жизнь плохая. А немцы ещё хуже сделали. На свою жизнь мы злые».
Большой Петер сидит на табурете, держит в руках маленького и говорит: «Потом новый приказ пришёл. Запретили. В один день многих солдат постреляли за это. Иван всегда виноват».
Теперь Петер почти каждый вечер приходит к нам. Всегда приносит что-нибудь: то колбасу, то масло. Продаёт свои сигареты и хлеб – приносит деньги. Раз я спросила его – разве ему не платят жалования. Он отвечает: «Ивану платят восемь рублей в месяц. На это пачки папирос не купишь».
Теперь Петер относится ко мне с уважением, как к своей жене. Когда я ему сделаю какую-нибудь мелочь, например сама возьму и постираю его бельё, то он радуется этому как подарку. Мне кажется, что русские привыкли к слишком тяжёлой и безрадостной жизни. Каждое пустяковое проявление заботы они воспринимают прямо с болезненной благодарностью.
Теперь Петер из кожи вон лезет, чтобы угодить мне и маме. Но всё это он делает в постоянном страхе. В таких условиях не может быть счастья. Когда я читала твое последнее письмо, то я подумала, что твой капитан прав. То, что офицер думает головой, – солдат только чувствует сердцем.
По воскресеньям Петер одевает все свои ордена и приходит к нам на весь день. Когда я ему однажды предложила пойти погулять на улицу, то он только испуганно посмотрел на меня.
Постепенно я так привыкла к нему, что ожидаю с нетерпением, когда он постучит в дверь. Раз я спросила его, любит ли он меня и возьмет ли он меня с собой в Россию. Он задумался. Видно эта мысль никогда не приходила ему в голову. Почему? Ведь я чувствую, что он счастлив со мной и маленьким Петером.
Он сказал только: «Тебя никогда не пустят в Россию. А если я скажу об этом своему командиру, то на другой день ты меня здесь не увидишь».
Какие же секреты счастливой жизни охраняются так строго в стране Советов? Почему тогда так хорошо воевали русские? Маленький Петер часто играется блестящими орденами на груди у отца. Когда тот смотрит на них, то в его глазах иногда вспыхивает злоба.
Время купать маленького Петера. Кончаю писать и желаю тебе всего лучшего – твоя Хельга.
Берлин-Карлсхорст