Песни Дархана
Шрифт:
– Дедушка! А дедушка!
– подскочил к Ислам-кари внук и попытался повернуть его к себе.
– Ты посмотри только!
– Что тебе?
– пробормотал дедушка, не отводя глаз от игры наездников.
– Вот, посмотри, облако какое!
– Облако! Нашел диковинку!
– снова проговорил дед, недовольный тем, что его отвлекают от интересного зрелища.
– Лучше сядь рядом и смотри вперед. Для чего я тебя сюда привел?
– Да ты посмотри!
– Не мешай!
– отмахнулся дед.
Санджар обиженно отошел в сторону, сел возле куста боярышника и уже не спускал взгляда с облака, которое постепенно уменьшалось, словно его всасывала внутрь горы какая-то сила. И вот показалось что-то
– Дедушка!
– опять не выдержал Санджар, подбегая к Ислам-кари.
– Там что-то село, похожее на тарелку! На межзвездных пришельцев!
– Вот постреленок, не дает покоя!
– пожаловался соседу Ислам-кари. Вертолет сел, так он тут готов фантазии разводить!
Он, занятый улаком, даже не посмотрел туда, куда изо всех сил указывал, прыгая и дергая его, непоседливый внук.
Обиженный Санджар отпустил деда и задумался. Вертолет? Он часто видел вертолеты над кишлаком, видел их и по телевидению. Нет, на вертолет это непохоже. Похоже это больше всего на то, что тоже иногда показывает телевидение в каких-нибудь приключенческих или фантастических фильмах. Он не знал слова "фантастика", но хорошо запомнил, что на землю могут спуститься откуда-нибудь со звезды или с Марса космонавты, и люди в фильмах принимают их приветливо, как дорогих гостей. А вдруг это чудо случилось с ними? И первый, кто встретит гостей, будет он, Санджар!
Посидев немного, он сначала нерешительно, потом все быстрее стал пробираться прочь. Дед, занятый соревнованиями, не обратил внимания на то, что Санджар, выйдя на дорогу, повернул влево и стал карабкаться вверх - с горы легче было выйти к "тюбетейке".
* * *
...В нижней части "тарелки" автоматически раскрылся люк, на землю медленно опустился своеобразный эскалатор, по которому сошли трое. Выглядели они довольно необычно: вместо головы - белоснежные улиткообразные наросты, но в отличие от улитки наросты были пористыми, они вздымались и словно дышали. Полосатые их скафандры разделял яркий красный пояс с многочисленными кнопками, отверстиями, в которых светились и мигали лампочки. Высотой они были около четырех метров, но третий явно отличался от двух первых: он был чуть выше среднего человека, и движения его были более порывистые и резкие, чем у других. Космонавты двигались вначале неуклюже и медленно, вероятно, настраивая свои приборы применительно к условиям незнакомой им планеты. Но вскоре движения их стали более плавными и уверенными, на отростках, напоминающих руки, засветились приборы, похожие на наши часы.
Некоторое время они стояли неподвижно, вглядываясь в картину, открывающуюся перед ними: зеленое плато было объято суматохой, несколько сот всадников, поднимая пыль столбом, боролись за улак, кружась и направляя своих лошадей то в одну, то в другую сторону. Слышались вскрикивания, ржание, голоса зрителей, подбадривающих своих любимцев, иногда превращались в пронзительные вопли досады, гнева или радости. Дети вскакивали, хлопали в ладоши и тоже подражали взрослым, одобряя или порицая действия всадников.
Пришельцы обменялись сигналами - шлемообразные, закрученные их наросты пожелтели, стали темными, потом снова приобрели первоначальный цвет. Затем все трое, нажав кнопки на поясе и разом оторвавшись от земли, полетели вниз, не меняя своего положения. Достигнув подножия гор, летевший впереди космонавт заметил мальчика, упорно карабкающегося по направлению к кораблю. Он дал сигнал своим спутникам, затем направил в сторону мальчика тонкий, как игла, фосфорический луч.
– Он хочет познакомиться с нами, - передал он результат своего исследования.
– Лучше, если мы пошлем к нему Аэрти.
Второй космонавт ответил согласием. Конус у него над скафандром снова пожелтел, стал синим и опять принял первоначальную окраску, после чего младший космонавт, нажав одну из кнопок, опустился вниз, к Санджару, который, не подозревая, что делается над его головой, все еще спешил вперед - потный, взъерошенный и все же, как всегда, упрямый.
* * *
А внизу страсти разгорались все жарче, круг всадников клокотал, словно казан с кипящим пловом.
Тешабай-ата, Кадыр-бахши и около десятка авторитетных людей кишлака, вошедших в состав жюри (Ислам-кари тоже был приглашен в их число), расположились полукругом на большом арабском ковре, разостланном на лужайке. Соревнование подходило к финишу: один из водителей-механиков хлопкоуборочного комбайна, Музаффар-полвон, на полном скаку врезался в небольшую группу всадников, далеко опередивших остальных и завладевших улаком, и, ухватив добычу, резко рванул тушу козла к себе, да так, что ни один из тех четверых, что сражались из-за добычи, не успел ему помешать. Пока противники опомнились, Музаффар, молниеносно зажав козла коленом, ринулся вперед. Но подскакавшие всадники окружили его, загораживая путь, и тогда, изо всех сил хлестнув коня плетью, он чудом прорвался сквозь живую ограду. Правда, чья-то плеть задела его, до крови ожгла подбородок, но разъяренный карабаир, пулей устремясь вперед, понес хозяина так, словно у него выросли крылья и он впрямь стал одним из сказочных коней, прозванных араванскими - небесными. Обогнав соперников, Музаффар бросил улак наземь, возле судей. Зрители встретили его, крича от восторга. Главный церемониймейстер поднял улак с земли и, зажимая его коленом, протянул победителю руку.
А парни уже вели приз - большого упитанного барана, который крутил головой и ошалело смотрел вокруг. Затем председатель вручил Музаффару конверт с деньгами и, еще раз поздравив его, сказал:
– Удачи вам, дорогой, и в труде, и в спорте!
Площадка вновь огласилась криками. Все хорошо знали Музаффара. Трудолюбивый, застенчивый, он всегда готов был помочь товарищу, близким. Полвоном - богатырем - прозвали его недаром; кто еще мог, с утра до вечера проработав на комбайне, проскакать за ночь туда и обратно около двухсот верст, чтобы проводить друга, а потом как ни в чем не бывало снова работать на поле да еще перевыполнять норму? Кто не раз одолевал самых сильных парней соседнего кишлака? И наконец, разве не за него согласилась выйти красавица Ойгуль, хотя родители, как известно, хотели выдать ее за городского парня, у которого был большой дом и хорошая должность.
Один из стариков, обращаясь к бахши, попросил:
– Не споете ли нам в честь полвона одну из своих песен, уважаемый Кадырбай?
Пожелание старшего - закон. Но и сам Кадыр-бахши смотрел на молодого победителя с отеческой лаской и нежностью, словно видел он перед собой собственную свою молодость - горячую, отважную, красивую... Он с улыбкой взял домбру, начал ее настраивать. Все сидящие поблизости с интересом смотрели на него.
– Спою вам отрывок из дастана "Алпамыш", - настроив инструмент, негромко объявил Кадыр-бахши и, немного подождав, сосредоточившись, с силой ударил по струнам своей домбры.
* * *
Космонавты тем временем медленно опустились на площадку позади зрителей. Тонкие фосфорические лучи быстро пробежали по рядам людей - туда и обратно, а затем устремились к Кадыр-бахши, словно спеша вслед за тем, что так сильно и горячо интересовало всех собравшихся.
Наездники, готовые ко второму заезду, медленно приблизились к певцу и стали неподалеку в ожидании. На некоторых лицах выражалась досада: разгоряченное самолюбие толкало их на дальнейшую борьбу, они тяжело дышали. Зрители поспешно пересаживались поближе.