Песни Полукрылых
Шрифт:
– Ник! Н-никита, от-ткрой г-глаза! Сосред-доточься. Всп-помни про Зета и К-калаида, про к-командную песнь, н-ну!
– Я не… – Черниченко приоткрыл глаза и закашлялся, пытаясь ответить. – Я не знаю, как это сделать. Какую ноту взять. Я никогда раньше не окрылялся.
– Ник, т-твоя птица знает. П-просто доверься ей. Это н-наш единственный шанс.
Никита снова замолчал, и Артём не стал его торопить в надежде, что тот настраивается, ищет внутри себя верную тональность, а не просто впал в забытье. Секунды тянулись бесконечно долго. Если бореад
Внезапно Элла глухо застонала и закрыла лицо руками. Сизая масса перед ними сразу же хищно всколыхнулась и потянула вперед осторожные щупальца. Макс повысил голос, выпевая Песнь барьера в одиночку, но было видно, что надолго его не хватит. Артём развернулся и начал вставать, чтобы присоединиться к одноклассникам, когда Черниченко внезапно издал резкий то ли вскрик, то ли всхлип.
А затем еще один, но намного ниже.
И снова.
Это было сложно назвать Песнью. Артём никогда не слышал ничего подобного. В звуках, которые выпевал синеволосый бореад, был слышен стон ветра в скалах и клёкот хищной птицы, парящей под солнцем. Свист пастушьего хлыста рассекал воздух. Заунывно выла, тосковала волынка.
Пальцы Никиты скрючились во внезапной судороге, а тело выгнулось дугой. Затем ногти начали вытягиваться и уплотняться, заостряясь на концах, немного загибаясь внутрь. Несильно, но человеческого в трансформировавшихся кистях осталось мало.
Из-под рукава футболки по коже вниз побежала темно-синяя вязь, похожая на ожившую татуировку. Рисунок напоминал одновременно рыбью чешую и птичье оперение. Кожа по всей длине рук стала шершавой и грубой, а в нескольких местах взбугрилась, как будто под ней появилось что-то лишнее. Ник снова выгнулся и захрипел, задёргался всем телом. Артём испугался, что он разобьёт себе голову об пол и подсунул под затылок свою ладонь, придерживая бореада другой рукой за лоб.
Внезапно кожа на висках и скулах одноклассника потемнела и натянулась. А затем, вспарывая её, наружу устремились крошечные перья, полупрозрачные как льдинки, но острые на вид. Они удлинялись и уплотнялись, на глазах, окрашиваясь в цвета лазурного сентябрьского неба и свинцового северного моря.
Никита распахнул зажмуренные глаза и невидяще уставился прямо на Артёма. Прежде обычные, его серые радужки налились неестественной голубизной и словно светились изнутри. Титов мог бы поклясться, что в какой-то момент Ник моргнул, не закрывая при этом глаз. Из-под век на мгновение показалась полупрозрачная перепонка, как у ящериц, но сразу же пропала.
Черниченко стал медленно подниматься, и Артём, как завороженный, повторял его движения. Выпрямившись, они вместе повернулись лицом к психео, и встали бок о бок с Максом. Элла отняла ладони от лица.
Четыре пары глаз одновременно моргнули и уставились перед собой.
Четыре рта синхронно затянули один мотив.
Четыре голоса сплелись так тесно, не различить, и на едином выдохе наотмашь ударили.
Часть 1. Уроки и тайны
Из
Полукрылые лишь на первый взгляд являются людьми. Но на самом деле они (мы?) умеют окрыляться. Кожа покрывается перьями, черты лица становятся похожи на птичьи. Нет, никто из них (нас?) по-настоящему не умеет летать. Зато им (нам?) подвластно кое-что другое.
Полукрылые различаются по видам птиц. Или нужно сказать – «по породам»? У каждой ветви есть свои особые способности, которые они могут использовать и в человеческом облике. Но в целом Полукрылых объединяет одно – способность Выпевать, то есть с помощью Песен влиять на людей и материальные предметы. А ещё взаимодействовать с психео.
Глава, в которой коты жужжат, а не мурлыкают
Шесть дней назад.
– Тема сегодняшнего урока: «Особенности внутреннего строения птиц, связанные с полетом». Но сначала хочу задать важный вопрос, – Анна Игоревна обвела глазами притихший класс. – Кто-нибудь знает, что такое мурмурация?
– Кошачья рация? – предположила Настя Афанасьева с первой парты, и все засмеялись.
Учительница тоже улыбнулась и покачала головой. И тогда варианты посыпались один за другим:
– Цветок, как настурция?
– Или дерево, как акация!
– Нет, это точно с котами связано… – настаивала Афанасьева, большая поклонница хвостатых и усатых.
Артём не выдержал и пробормотал:
– Н-ну что за б-бред! Как-кие, блин, к-коты, мы птиц п-проходим!
Ему казалось, что в том шуме, который поднялся в кабинете, его никто не услышит. Не хотелось лишний раз привлекать внимание. Но Маринка Прилепина, сидящая перед ним, услышала и, обернувшись, прошипела:
– Самый умный что ли?
– Уб-бери от м-меня свои л-локаторы! – огрызнулся Титов.
– Придурок!
– Курица!
Прилепина ответить не успела. На весь класс, перекрывая остальные разговоры, раздался вопль Макса Редькина:
– Да фигня это, выдуманное слово!
– Редькин, что за выражения! И не вопи, ты не на стадионе. Черниченко, перестань листать учебник, там нет подсказки. – Строгие слова учительницы прекратили свалку. – Ну что же вы, десятый класс? Мы же последние две недели только птиц и изучаем. Значит и мурмурация с ними связана. Неужели никому не встречалось это слово?
Артём вздохнул от безысходности и поднял руку. Он и хотел бы отсидеться в тишине, не навлекая на себя очередную порцию гадостей, но у него никогда не получалось смолчать, если правильный ответ был ему известен. Промолчать, когда знаешь – это в полушаге от соврать, а что-то глубоко внутри него изо всех сил сопротивлялось неправде, сколько он себя помнил.
– Кто бы сомневался, – фыркнул на задней парте Редькин, даже не пытаясь понизить голос. – Ботанидзе!
Анна Игоревна бросила на него недовольный взгляд, а затем благосклонно кивнула Артёму: