Песня снегов
Шрифт:
– У меня была дочь. Я зачал ее обманом, подобно тому, как много лет назад зачал меня ты. Моя девочка, Соль с золотыми волосами.
– Да, - отозвался Младший Бог, - я помню ее. Слабое, несчастное создание, обреченное на смерть.
– Она мертва. Они убили ее. Они вонзили деревянный - кол прямо ей в живот. У нее был гладкий красивый живот, как чаша цветка, только что расцветшего посреди реки... Я нашел ее на рассвете мертвую, и она уже не ответила мне, кто сделал это.
– Я могу дать тебе ответ, - медленно проговорил Младший Бог.
– Но зачем? Какой прок тебе в том, чтобы узнать
– Я отомщу, - сквозь зубы процедил Сигмунд.
– Клянусь, я отомщу.
– Ты уже не успеешь, - сказал Младший Бог и взял своего сына за руку.
– Ты умираешь, Сигмунд.
– Имя, - настойчиво повторил раненый, но божество, погруженное в свои размышления, даже не расслышало его просьбы.
– Слишком много в тебе от человека, - задумчиво произнес Младший Бог.
– Странное, непонятное племя. Даже когда ты был волком, ты оставался человеком. Ты не мог забыть этого ни на миг. Скажи мне, хорошо быть человеком?
– Не знаю, - с трудом сказал Сигмунд.
– Не понимаю.
– Что чувствуют люди?
– продолжал допытываться юноша.
– Я никогда не понимал этого. Что ты чувствуешь, Сигмунд? Ответь мне - и я скажу тебе, кто убил твою дочь!
Сигмунд слегка пошевелился и приложил ладонь ко рту, отирая слюну.
– Боль, - сказал он.
– Я чувствую боль. Теперь твоя очередь отвечать. Кто вонзил деревянный кол в живот моей дочери?
– Твой брат Синфьотли - вот кто сделал это.
Сигмунд вдруг разом ослабел и опустился всем телом на снег, уже не ощущая холода. Младший Бог уложил его голову себе на колени.
– Да, ты похож на меня, - сказало юное божество, склоняясь над своим умирающим сыном и рассматривая его лицо с холодным любопытством.
– Жаль, что я плохо знал тебя раньше..
Он приложил к губам раненое запястье и отпил немного крови.
Сигмунд забился, как пойманный зверь.
– Что ты делаешь, отец?
– Хочу узнать тебя поближе.
– Прекрасное молодое лицо улыбнулось ему ртом, который стал больше и утратил очертания, запачкавшись кровью.
Сигмунд вдруг заплакал. Слезы сами полились из его глаз, никогда прежде не знакомых с их тягостной горечью, и удивительно было этому суровому человеку плакать. Младший Бог отер его щеку и лизнул свою ладонь.
– Что это?
– спросил он удивленно.
– Мои дети никогда прежде не источали такой жидкости.
– Наверное, слезы, - ответил Сигмунд.
– Отец, помоги мне.
– Не могу. Говорю тебе, не все в мире мне подвластно. Скажи, твоя дочь была красива?
– Она была похожа на тебя.
– Я никогда не видел ее. Только слышал. Тихий, слабый призыв. Иногда я откликался. В последнее время призыв стал громче.
– Она пролила свою кровь на твой камень.
– А! Значит, я слышал истинный голос. Я хочу увидеть ее лицо, Сигмунд.
– Отомсти за нас, - шепнул Сигмунд.
Младший Бог, не отвечая, встал на ноги. Голова умирающего бессильно упала в снег. Юноша встал и повернулся к умирающему спиной. Новая мысль целиком овладела им, и он успел забыть о своем сыне. Быстрым шагом он двинулся прочь, направляясь в сторону города. Он шел легко, и казалось, что его обутые в меховые сапоги ноги ступают не по снегу, а касаются легкой
Лежа на боку и глядя на свою вытянутую вперед раненую руку, Сигмунд смотрел и смотрел, как по капле уходит из его тела жизнь. Потом сладостная легкость завладела им, он закрыл глаза, и тишина снизошла на его беспокойную душу.
Дом высокородной Сунильд был полон света. В каждой комнате горела лампа. Трещали факелы в пиршественном зале. Смрадно чадило масло в лампах в узких переходах. Тонкий дым поднимался от сосновых лучинок, когда они прогорали.
Соль, одетая в подвенечное платье, лежала на столе. Четыре золотые чаши стояли по четырем углам тяжелого пиршественного стола, в них искрилось красное вино - лучшее вино из погребов этого богатого дома. Украшения - драгоценные камни, золотые броши, браслеты, перстни, наборные пояса - лежали, наваленные кучей, в ногах мертвой девушки. Свет факелов играл на гранях камней, отбрасывая разноцветные отблески на светлый подол ее платья. Волосы девушки Сунильд своими руками спрятала под головной убор, украшенный каменьями. Когда собралась вдевать тяжелые серьги, вспомнила, что у Соль не проколоты уши. Осторожно, словно опасаясь причинить покойнице боль, проткнула мочки ушей длинной иглой и украсила ее серьгами, подарком покойного мужа.
Эта одежда и водопад драгоценностей немного смягчили выражение смертной муки, застывшей на лице Соль. Сунильд не спешила. Завтра на рассвете она запалит свой дом и предаст огню все, на чем лежало проклятие богов. В том числе и себя самое. Но нынешняя ночь у нее еще осталась, и есть время подумать, перебрать ушедшие годы, точно крупные жемчужины на нитке.
Она села за стол, задумалась. В доме царила мертвенная тишина, и треск факелов лишь подчеркивал ее, не нарушая. Неожиданно старая женщина поняла, что кто-то смотрит на нее из темноты, и, не оборачиваясь, резко приказала:
– Входи.
Почти мгновенно послышались тяжелые шаги. Кто-то массивный перешагнул порог, постоял секунду-другую и двинулся к ней. Сунильд сидела не шевелясь и смотрела, как на стене перед ней растет тень.
– Ты не мой сын, - сказала она наконец.
– Нет, - отозвался тяжелый голос, и старая женщина задрожала. Встань, Сунильд и обернись ко мне. Я хочу увидеть, какой ты стала. Говорят, люди живут недолго и очень быстро стареют.
– Это правда, - сказала Сунильд, которую почему-то ничуть ни удивили слова незнакомца. Она чувствовала их глубокую внутреннюю правду: тот, кто говорил это, действительно был удивлен.
Сунильд поднялась и обернулась. В свете факелов она увидела лицо юноши, почти мальчика, с широко расставленными глазами, светлыми и наглыми. Было в нем что-то нечеловеческое. Может быть, это впечатление вызывала пугающая правильность его черт. А может быть, то, что он был немного крупнее любого человека. Самую малость, чуть-чуть, но именно это неуловимое "чуть-чуть" и заставило ее содрогнуться.
– Подними голову, чтобы я мог получше рассмотреть тебя, - сказал он, и она повиновалась. Он протянул руку и коснулся ее виска ледяным пальцем. Сунильд показалось, что холод проник до мозга ее костей. Она стиснула зубы, чтобы не закричать.