Песок под солнцем
Шрифт:
Выкатываю с университетской стоянки старенький «ИЖ-Планету». Как я уезжаю, слышит, наверное, весь универ. Ну что поделать, потерпят. Зато доберусь быстро.
Мама оказалась дома.
— Мих, ты что-то сегодня рано. Случилось что?
— Нет, мама, все отлично — сдал последний экзамен.
— И не пошел гулять? Что-то определенно произошло, — она и вправду встревожилась.
— Так… общественную работу поручили. Украсить присутствие на балу посла кошей.
Не следовало мне этого говорить.
— Что-о?! Балу?! Ты же знаешь, тебе ни на какие балы нельзя. Я много раз внятно объясняла.
— Ну, мам!.. У меня же дело будет. Я учебу заканчиваю, а кошей ни разу живьем не видел. И вообще, я там занят буду, развлекаться некогда.
— Если занят, еще куда ни шло, — она недоверчиво хмурится. —
— Мам, да понимаю я все, понимаю…
На самом деле браслет называется БИОД — «Браслет Исполненного Отцовского Долга», но в обиходе все называют его «дойным браслетом» или «доиб», читая наоборот, поскольку позволяет доить с мужчины деньги. У нас все просто: если женщина понимает после связи, что залетела, она идет в Службу Учета, где делает генетический анализ, и по базе генокодов определяют отца. Затем к отцу приходят представители полиции и надевают на правую руку «дойный браслет». И все: с этого момента половина всех его доходов в течение двадцати пяти лет перечисляется в пользу матери ребенка. При этом они могут жить вместе или вообще больше никогда не увидеться, это никого не волнует. Говорят, лет полтораста назад существовала такая штука, как «семья». Что она из себя представляла, сейчас уже мало кто знает. Вроде бы похоже на нынешних «совместно живущих», но не вполне уверен. Когда сто лет назад к власти в основных развитых странах пришли феминистские организации, семью объявили «пережитком женского рабства» и запретили упоминать это слово в открытой прессе. Тогда же придумали и оформили в законе и «дойные браслеты».
Мама права, за всеми необраслеченными на выпускном курсе идет охота. Еще бы: такая возможность для девчат четверть века не думать о финансовых проблемах. И она знает, что говорит — сама так когда-то моего папашу поймала. Он наивно думал, раз презерватив надел, можно не беспокоиться. Как бы не так: мама один из ногтей заранее наточила. Так что одно незаметное движение, один надрез и опа — я получился. А папаша схлопотал первый браслет. Жить она с ним, разумеется, даже не собиралась, потому как считала, что мужчина — животное, предназначенное только для доения. И какой же прикол получился, когда у нее родился сын. То есть мужчина, то есть животное. А последние годы она свои взгляды вообще несколько пересмотрела. Теперь всех моих однокурсниц называет змеями да кобрами и твердит мне, чтоб держался от них подальше. Я и держусь, только вот сложно не вспоминать, как Виола губы облизывает. Ладно, шут с ней, с Виолой, даже мне видно игру.
А с папашей у мамы случился облом. То есть первые три года было все в шоколаде, зарабатывал папаша неплохо, деньги на мамин счет перечислялись регулярно. А потом его одна «змея подколодная», по маминому выражению, поймала. Вообще-то за обраслеченными меньше охотятся, но более стеснительные или просто неудачницы и таких подбирают. А все потому, что доля доходов по «дойному браслету» не может быть уменьшена. Соответственно, если за первый браслет снимают половину дохода, то за второй половину от половины, то есть четверть. За третий — восьмушку. При этом остаток не должен быть меньше прожиточного минимума. Так вот, та «змея подколодная» умудрилась залететь двойней и папаше защелкнули сразу два браслета. А папаша посчитал, что оставшаяся осьмушка ненамного больше «минимальной», да и ушел сторожем в котельную.
Тут-то все и обломилось. Маме вместо денег в очередной месяц пришел на счет фиг с маслом. Той «змее» — тоже. Только она сделала, как обычно в таких случаях — сразу по рождению сдала пару моих сестричек в интернат и пошла следующего мужика ловить. А мама меня оставила. Вышла на работу. Может, за три года привязалась, может, еще что, но денег с тех пор у нас особых не было, хотя на жизнь хватало.
И вот теперь мама перестраховывается и уже несколько раз заговаривала со мной о «сером браслете». «Серый браслет» или «Браслет Уклониста», значит, его владельцу сделана операция искусственного бесплодия. Не, яйца не режут, были, говорят, в старину такие звери, которые мужикам что ни попадя резали. Сейчас все культурно. Что-то облучают, что-то перенаправляют. За серый браслет отчисляют ту же половину дохода, что и за первый золотой биод. Только на содержание детских интернатов. Но зато серый браслет гарантированно будет единственным и никто за «уклонистами» не бегает. И надежды на исполнение сказки — образовать когда-нибудь «совместно живущую» пару — тоже можно забыть. Вот это-то и грустно…
Мама права и в том, что мужчин как раз ловят на несбыточных мечтах. Но все-таки… вот тому же Педро повезло. У него родители — «живущие вместе». Есть сестренка. У отца, понятное дело, два браслета. Только деньги как бы по кругу ходят. С него снимается три четверти дохода на счет матери Педро, а она на эти деньги ему машину дарит. И не подкопаться — все по закону, кому хочет, тому и дарит. Ему, конечно, страшно, выгнать могут, но ведь пока не выгнали. И женщина есть, с которой спать можно, не боясь. Только мало их, «живущих вместе». Хотя никто точно не знает, сколько. И мама говорит — не светит мне такого. Но все-таки я так пока и не сходил на операцию. А тут еще этот бал. Но все равно, хочу увидеть кошей. А с девчатами буду очень-очень осторожен.
Журналистов не привлек «студенческий бал», который точнее было бы назвать потанцульками. А коши пришли, да еще втроем. Один мне знаком по телепередачам — посол Теодран, большой, в полосатом, наверное, форменном, пледе таких же цветов, как шку… то есть кожа. А вот двух других видел впервые. Советник Корат с дочерью Рафелой. Коши женского полу редко появляются на человеческой территории. А их молодых девушек я вообще раньше не видал.
Первую часть вечера решили сделать зрелищной, настоящим «балом», под старинные вальсы, в фольклорных костюмах. Для демонстрации вышли не абы кто, а только участники «кружка традиционного танца». А я пересказывал послу, что за чем идет, да почему так, да что означают движения. У меня уже язык отсох рассказывать смысл происходящего в зале. Он слушал внимательно, почти не шевелил черно-зелеными ушами с белыми шерстинками внутри, щурил желтые глаза то на меня, то на танцующих. Когда я совсем уже охрип, Елена из нашей группы принесла поднос с каким-то коктейлем и с милой улыбкой предложила всем. Коши пить не стали, а я обрадовался и выдул залпом. Говорить сразу стало куда легче, слова принялись толпами приходить в голову и мир вокруг сделался веселее. И тут я как-то внезапно заметил, что молчу и смотрю на мелкую кошу. То есть на Рафелу. А посмотреть вообще-то есть на что. Личный цвет у нее рыжий. Рыжее на зеленом — интересное сочетание. Ушки тоже рыженькие. И одета в свои цвета. Полосатая шерстяная юбка в темно-зеленую моховую и солнечно-рыжую полоску. Из под юбки выглядывает кончик такого же полосатого хвоста и рыженькие сапожки. Небольшая грудь затянута в короткую маечку оранжевого шелка, едва доходящую до края ребер. Спина и живот открыты. Коротенький гладкий мех на животе того же темно-зеленого цвета, что и полоски на юбке. Даже на вид выглядит теплым, так и хочется протянуть руку и погладить. Ой, чего это я? Опять молчу и пялюсь…
Из ступора меня вывело движение Кората, он зачем-то решил поправить свой плед, перевязанный поясом из змеиной шкуры. Хотя одежда на нем и так сидела идеально. А может быть, он так хотел намекнуть мне, чтобы говорил уже по делу и не разевал рот на дочку?
Ну вот, все… официальная часть заканчивается. Виола разносит напитки. Молодцы все-таки девочки, правильно сообразили с этой газировкой. Коротенький перерыв, а потом уже обычные танцы, без всякого фольклора. И я, наверно, могу оставить делегацию и уйти. Мама велела держаться подальше от танцев. Вот и стакан:
— Спасибо, Виола.
— Да не стоит благодарности. Мне жалко тебя стало, ты прямо как экскурсовод трудишься, Мишенька, лапонька, ну разве так можно? Допивай, да идем танцевать.
— Но я…
— Конечно, я понимаю, столько стоять — ноги затекли. Ничего, мы их разомнем, и но-о-оги, и повы-ы-ше… погла-адим, и потом еще раз разомнем. Сейчас приду!.. — и она исчезла среди гостей.
— А… — в голове как-то тихо звенит, ничего не понимаю. Я что, согласился танцевать с Виолой? Но ведь сейчас «медляк» включат. Пора уйти. Но это ее «погла-адим.» Надо уйти. Или остаться…