Песок
Шрифт:
Яша посмотрел на нас как-то искоса, и мне показалось, что он слегка улыбнулся.
– А вы поговорите. Вы люди умные. Докажите им, что даже такое дело как таскание песка, может быть интересным.
Яша смотрел на нас, почесывал переносицу и улыбался, прикрывая ладонью рот. Мы поняли, что больше разговаривать не о чем, и поплелись к умывальникам.
– Все шуточки! – тихо сказал Демьян.
Умывшись, мы пошли в дом. На крыльце Лодя Виноградов остановился и сказал:
– На такой большой лодке можно было бы не один, а два паруса поставить. Кливер, например…
– Завтра будет тебе «кливер»! – проворчал Демьян. – Будешь с носилками ходить и любоваться, как четвертое звено лодку корежит.
Конечно, о том, что четвертое покорежит лодку, Демьян просто так сказал, с досады, но все мы кивнули головами.
Лагерь наш стоял у самой реки, но на этом берегу, низком, поросшем ивами, песка не было. Его нужно было доставать на том берегу, где с высоких обрывов спускались большие осыпи. Чтобы принести носилки или ведро с песком, нужно было дойти до пешеходного мостика, который находился метрах в тридцати от границы лагеря, перейти через этот мостик и проделать такой же путь обратно. Я прикинул все это в уме, и меня тоска взяла.
– Демьян… – задумчиво сказал Лодька.
– Да?
– Может, поговоришь с ними? Чем черт не шутит…
– Наивный ты человек, Всеволод!
– А ты все-таки попробуй, разведи какую-нибудь дипломатию. Вот, мол, песок – это только с виду такое скучное дело; мол, это только сначала кажется, что ничего тут мудреного нет, а на самом деле…
– Что «на самом деле»?
– На самом деле… это… ну вообще чего-нибудь там… – Лодя помахал руками у себя перед носом и умолк.
– Сам не знаешь, а говоришь! – сказал Демьян.
Но тут к нему пристали другие мальчишки:
– А тебе трудно поговорить, да? Ведь в одной с ними комнате ночуешь!
– Знаешь поговорку: «Попытка – не пытка, а спрос – не беда»?
Демьян взглянул на меня, потом на Ваню Сердечкина. Мы трое ночевали в той комнате, где помещалось четвертое звено.
– Конечно, ребята… Дело, ребята, конечно, трудное, но все-таки попробовать можно. Правда, ребята? – сказал Ваня.
«Трудное»! Мне это казалось такой задачей, над которой самый лучший дипломат себе голову сломает. Посмотрели бы вы на звеньевого четвертого звена Мишку Авдотьина! Он большой, грузный и всегда такой спокойный и серьезный, словно ему не тринадцать лет, а все тридцать. Попробуйте убедите такого в том, что белое – это черное, а черное – белое.
Через несколько минут мы лежали в постелях.
Совсем стемнело. За окном пропел горн: «Спать пора, спать пора!» Однако четвертое звено еще не угомонилось. В углу комнаты слышались возня, приглушенный смех и мягкие удары: там затеяли драку подушками. Вдруг кто-то сказал: «Внимание! Воздух!» – и началась игра в «противовоздушную оборону». С минуту все лежали тихо и прислушивались к писку залетевшего в комнату комара. Затем Сережа Огурцов скомандовал сам себе: «Пятая батарея, огонь!» – и принялся быстро хлопать над собой ладонями, стараясь в потемках попасть по комару. Когда «вражеский самолет» вышел из зоны его «обстрела», открыла огонь «шестая батарея», то есть Сурэн Атараев.
Ни Демьян, ни Ваня, ни я не принимали участия в игре. Я все думал, думал, думал, с чего бы начать наш дипломатический разговор, да так ничего и не придумал. Как видно, и у Демьяна и у Вани дела были тоже неважные. Демьян, кровать которого стояла рядом с моей, лежал совсем тихо. Ваню я не мог видеть, но слышал, как он ворочался и вздыхал.
Наконец комара убили, и четвертое звено успокоилось. Наступила тишина. Даже Ваня перестал вздыхать. В открытое окно над моей головой потянул теплый ветерок и принес с далекой железнодорожной станции свисток, потом гудок и частое уханье паровоза, сдвигающего с места состав.
– Михаил! – пробасил вдруг Демьян.
– Ну? – сонным голосом отозвался тот.
– Вы завтра лодку будете ремонтировать?
– Угу.
– А мы – на песок.
– Знаю. Спи!
Наш звеньевой после этого долго молчал, а я лежал и нервничал: ведь Михаил каждую минуту мог уснуть! Наконец Демьян равнодушно сказал:
– Не завидую я вам.
Миша не ответил и даже начал похрапывать. Демьян встревожился:
– Михаил! Слышишь?
– Тьфу ты!.. Что тебе?
– Не завидую я вам, что придется с лодкой возиться.
– Ну и не завидуй. Я спать хочу.
– Песок, ребята… песок – это настоящее дело, а лодку ремонтировать – это детские игрушки, да? – сказал из темноты Ваня Сердечкин.
Миша молчал, зато Сережа Огурцов проговорил:
– А что в нем хорошего, в песке? Таскай да таскай!
– Это как сказать, – загадочно проговорил Демьян.
– Кто не понимает, тому, конечно, и правда только «таскай да таскай», – добавил Ваня.
– А ты понимаешь?
– А то нет!
– Ну, что ты понимаешь?
– Что понимаю? – Ваня помолчал. – А вот то и понимаю, что понимаю. Правда, ребята?
– Само собою разумеется, – подтвердил Демьян.
Сергей громко зевнул:
– Ну вас!.. Болтают чего-то, а что – сами не знают.
Я лично знал только одно: ничего у нас не получается с дипломатическим раговором. Я шепнул Демьяну:
– Кончай! Безнадежно!
Однако он не послушался и заговорил громче прежнего:
– В том-то весь интерес и заключается: песок – неинтересное дело, а ты сделай его интересным! Вот где почетная задача!
Одна из кроватей заскрипела.
– Послушай! У тебя в голове песок или мозги? – с чувством сказал Сурэн. – Отбой был или не был?
– Ну, был. А ты знаешь, что такое песок? Это простор для рационализаторской мысли!
– Чего, чего, чего? – переспросил Сергей.
– Того! Придумать, как поставить парус, – легко. Ты вот придумай, как на подноске песка рационализацию провести, тогда – другое дело. Тогда, значит, ты человек… человек… мыслящий.
– Ты вот попробуй, ты вот попробуй! – затараторил Ваня. – На песок почти два отряда назначили, а ты попробуй, чтобы десять человек справились. Попробуй рационализацию придумать!