Пестрая компания (сборник рассказов)
Шрифт:
Хотя на улице темно и холодно, а в голове еще стоял звон от падения и удара, он шел легко, широко улыбаясь себе самому. Он шел в Американскую зону.
С Добелмейером он встретился на следующее утро.
– - Вас наверняка могут заинтересовать вот эти люди.-- И выложил на стол перед ним клочок бумажки с фамилиями тех людей, которых Сидорф поручил ему выдать.-- Платные тайные агенты русских; ниже указан их адрес.
Добелмейер смотрел на имена, и его тяжелое, дородное лицо медленно расплывалось в широкой улыбке.
– - Очень, очень интересно! Просто замечательно!
– -
Гарбрехт разузнал, скорее по чистой случайности, совсем ненамеренно, что профессор, очень старый, никому не известный учитель физики в Берлинском медицинском училище, убит в концентрационном лагере в 1944 году; он был также уверен, что о смерти его не сохранилось никаких документов.
– - Профессор Киттлингер,-- бойко, вдохновенно начал врать Гарбрехт,-- с 1934 года и до окончания войны работал над проблемой ядерного распада. Десять дней спустя после вступления русских в Берлин его арестовали и отправили в Москву. С тех пор о нем ничего не было слышно.
– - Конечно, конечно,-- ворковал Добелмейер.
"Этот атом,-- думал с охватывающим его легким возбуждением Гарбрехт,-просто чудесная вещь: действует как волшебное заклинание, открывает все двери. Только упомяни об атоме -- и они искренне начнут верить любой чепухе, которой вы станете их пичкать. Может,-- он улыбнулся про себя,-- я когда-нибудь и стану специалистом в этой области? Подумать только: "Гарбрехт, атомные секреты, лимитед". Какое щедрое, простое для возделывания, сулящее богатый урожай поле!"
Добелмейер тем временем старательно записывал весьма сомнительную историю профессора Киттлингера, ядерщика-экспериментатора. Впервые за все время своей работы на американцев Гарбрехт вдруг осознал, что, по сути дела, ему это нравится.
– - Вас также может заинтересовать,-- продолжал он тихо,-- то, о чем мне удалось узнать вчера вечером.
Добелмейер, выпрямившись за столом, весь превратился во внимание.
– - Конечно,-- ласково поощрил он.
– - Возможно, по существу, эта информация сама по себе ничего не значит -- так, пьяный, безответственный треп, не больше...
– - Что же это?
– - Добелмейер подался вперед всем телом.
– - Три дня назад генерал Брянский, ну, из русского Генерального штаба...
– - Знаю, знаю!-- нетерпеливо перебил Добелмейер.-- Я знаю его. Он в Берлине уже неделю.
– - Ну...-- неторопливо произнес Гарбрехт, намеренно разжигая еще больше охватившее майора нетерпение.-- Ну так вот. Он произнес речь перед небольшой группой офицеров в офицерском клубе, и потом, когда надрался, начали циркулировать некоторые слухи о том, чту он болтал в пьяном виде. Честно говоря, даже не знаю, стоит ли сообщать вам об этом... Все так эфемерно... расплывчато... В общем, как я уже сказал, слухи...
– - Давайте, давайте!
– - глядя на него жадными глазами, подначивал Добелмейер.-- Я хочу знать об этом!
– - В общем, по слухам, он сказал, что через шестьдесят дней начнется война. Атомная бомба -- вещь абсолютно ненужная и бессмысленная, сказал он. Красная армия пройдет быстрым маршем с берегов Эльбы до берега Английского канала за двадцать пять дней. Тогда пусть американцы бросают на них свою атомную бомбу. Они уже будут в Париже, в Брюсселе, в Амстердаме, и американцы даже не посмеют их тронуть... Само собой, я не могу поручиться за его слова, но...
– - Конечно, он так сказал!
– - охотно подтвердил Добелмейер.-- Но даже если не он, так другие.-- И устало откинулся на спинку стула.-- Я включу ваше сообщение в свой отчет. Может, хоть это пробудит кое-кого от спячки там, в Вашингтоне. Мне наплевать -- слухи, не слухи... Я сообщаю обо всем, и точка. Подчас получаешь гораздо больше надежной информации от слухов, чем от самых тщательно документированных свидетельских показаний.
– - Да, сэр,-- Гарбрехт поддакнул.
– - Не знаю,-- продолжал майор,-- слышали ли вы что-нибудь о бомбе, взорвавшейся в Штутгарте?
– - Да, сэр, слышал.
– - У меня своя теория на сей счет. Это не единственный случай. За этим взрывом последуют другие, помяните мое слово. Мне кажется, что если тщательнее во всем покопаться, дойти до самого, так сказать, дна,-- там можно обнаружить наших дорогих друзей -- русских. Я хочу, чтобы вы над этим как следует поработали. Посмотрим, что вам удастся разузнать... на этой неделе.
– - Да, сэр.
"Какой все же замечательный человек этот Сидорф,-- подумал он.-- Как хитер, насколько верна его интуиция! Нет, он вполне достоин доверия". Гарбрехт встал.
– - Это все, сэр?
– - Все.-- Добелмейер протянул ему конверт.-- Вот ваши деньги. За эту неделю и за те две, когда я задержал вам выплату, приступив к исполнению своих служебных обязанностей.
– - Большое спасибо, сэр.
– - Нечего меня благодарить!
– - оборвал его майор.-- Эти деньги вы заработали. Встретимся на следующей неделе.
– - На следующей неделе, сэр.-- Отдав честь, Гарбрехт вышел.
У подъезда на улице стояли двое военных полицейских со скучными лицами. Их каски, пояса, пряжки, нагрудные знаки поблескивали на зимнем солнце в безоблачном синем небе. Гарбрехт, улыбнувшись, дружески кивнул им. Его забавляла мысль (правда, пока преждевременно) о том, как он понесет при себе с самым надменным видом сложнейшие детали первой бомбы в Берлине мимо них, под самым их носом.
Скорым шагом Гарбрехт шел вниз по улице, стараясь дышать поглубже, постоянно нащупывая небольшой, выпирающий из-под пальто бугор -- конверт с деньгами. Он чувствовал, что так долго сковывавшее его оцепенение пропадает, он освобождается от него и ему на смену не приходит никакой боли -- вообще никакой боли.
ОБНАЖЕННАЯ В ЗЕЛЕНЫХ ТОНАХ
В молодости Сергей Баранов, художник, предпочитавший рисовать большие натюрморты с румяными яблоками, зелеными грушами и очень оранжевыми апельсинами, вступил в Красную Армию, принял участие в нескольких боях с белыми -- нанеся им, естественно, минимальный урон -- в районе Киева.