Пьесы и пьески

Ермак Александр Николаевич

Он (эхом). Ответ.

Она… Ты уж напишешь, если читать не можешь. Ни книги, ни письма тебя не интересуют… (Кладет письмо обратно в сумку и достает газету.) А газеты? Хочешь почитаем свежую? (Смотрит на отвернувшегося его.) Напрасно. Здесь наверняка найдется что-нибудь для тебя. Например, вот это: «Вчера было отмечено некоторое колебание цен на оптовые партии товаров для розничных магазинов…». (Смотрит на него.) Неинтересно, да? (Читает еще раз.) «…некоторое колебание цен на оптовые партии…».

Он (повернувшись).

Оптом и в розницу.

Она… Точно. Об этом и речь. Похоже, все-таки что-то у тебя там еще работает. Давай продолжим. Давай попробуем еще раз. Еще раз.

Он молчит.

Брутто-нетто?

Он. Нетто-брутто.

Она… Очень хорошо… Дебет-кредит?

Он. Кредит-дебет.

Она… Отлично… Купил, продал и наварил.

Он. Варил, варил и не продал.

Она… Нет, и этим тебя не проймешь… (Снова просматривает газету.) Ага, то, что надо. Послушай: «Состояние молодого человека, обнаруженного ночным сторожем на кладбище остается неутешительным… По словам супруги больного, врачи намерены прибегнуть к кардинальным мерам. Последнее слово должна сказать…светило отечественной…». Хм, ты слышишь? «…светило отечественной медицины…» – это ведь про меня, между прочим. «Последнее слово должна сказать светило отечественной медицины…». (смотрит на него) Вижу, что тебя это мало интересует. Да, тебе вообще по барабану, кто здесь с тобой возится: светило или кадило, славный мой…

Он. Славный.

Она… Да, мой славный сынок, похоже все бесполезно. Две недели занятий, и все безрезультатно. Две недели. Четырнадцать дней. Последнее слово светила отечественной медицины было совершенно правильным. Хирургическое вмешательство. Остается только хирургическое вмешательство… (Смотрит на часы.) Мы вернем тебя к нормальной человеческой жизни. Уже сегодня. Уже совсем скоро. Сделаем все, как запланировали… Повода для беспокойства нет – технология отработана. Все пройдет, как по маслу. Совершенно обычная операция…

Он (вздрагивает). Операция? (Соскакивает с кровати и забивается в угол комнаты.) Так это ты! Ты! Ты!

Она… Что это вдруг с тобой?

Он. Ты снова пришла? Рассказать мне про операцию. Про эту маленькую, чудненькую операцию. Зачем тебе она?

Она… Не мне, а тебе…

Он. Зачем тебе она? Зачем тебе она?… Ты и так можешь забрать с собой. Просто так, безо всякой операции. Забрать и все.

Она… Забрать и все?

Он. Да, да, да. Ты ведь приходишь только за этим. Ты приходишь забрать с собой. Кого хочешь. Когда хочешь…

Она… Постой…

Он. Ты думаешь, я не помню. А я помню. Я все помню. Мы были вдвоем с мамой. Нам было хорошо вдвоем. Каждый вечер вдвоем мы ждали папу. Смотрели на дверь, в окно. Каждый вечер. Он все не приходил. Но пришла ты. Я помню, ты появилась, когда она сказала: «Как у меня болит в груди…».

Она… Я…

Он. Да, ты появилась и уже не ушла. Тогда я еще не видел тебя. Но чувствовал, чувствовал, что ты рядом. Ты не отходила от нее ни на шаг. Она в магазин, и ты за ней. Она обратно, и ты – тут как тут. Она – к столу, и ты следом. Она – на балкон, и ты туда же. И рядом с тобой она кашляла, кашляла, кашляла. И еще плакала. Ей было больно, так больно…

Она. Но я…

Он. Ты, ты, ты! Это ты толкала ее, и она падала в кровать. И мы не ходили кормить уток. Ты затыкала ей рот, и она не пела мне песен. Она не обнимала меня и не говорила мне «Славный мой, славный…».

Она… Подожди-подожди…

Он. Да, ты ждала. Ты не торопилась.

Ты делала все, чтоб это длилось подольше. (меняет голос) «Ничего страшного. Не вы первая, не вы последняя. Все обойдется. Вас обязательно поставят на ноги. Хороший курс лечения». И ты смотрела, как она пьет лекарства, как ей ставят уколы, а ей становится все хуже и хуже. И ты все ближе и ближе становилась к ней. Я уже видел тебя. Ты стояла рядом с кроватью. Ты все время смотрела на нее. Прислушивалась к ее дыханию. Ты тянула к ней свои руки. Я хотел, я хотел помочь ей. Я хотел прогнать тебя. У двери в углу стоит большой красный зонтик, с которым мы ходили с мамой к пруду. А еще у меня есть рогатка, которую давно-давно сделал папа – военный летчик. Он научил меня из нее стрелять. А еще на кухне есть большой-большой нож. Я думал, я хотел… Но я не мог… Мне было страшно, так страшно. Я смотрел на тебя и не мог сдвинуться с места. Я не мог, не мог… А ты, ты уже просто не отходила от нее. И я видел, ты улыбалась. Так довольно, очень довольно улыбалась…

Она. Я никогда не была у вас дома.

Он. Не лги. Я все, все помню. Она уже не могла есть. Она уже не могла говорить. Она только дышала. Хрипло-хрипло. Но тебе все было мало. И ты еще хотела насладиться операцией. (меняет голос) «Нечего бояться – операция в лучшей клинике, лучшее оборудование, лучшие врачи. Все пройдет успешно. Совершенно обычная операция…».

Она… Но…

Он. Да, конечно, совершенно обычная операция прошла успешно. Так сказали лучшие врачи лучшей клиники. Но если все прошло успешно, лучше некуда, то где же тогда она? Где она? Где моя мама?

Она… Твоя мама… Видишь ли…

Он (перебивая). Ну почему, зачем ты не делаешь все это быстро, без лишних слов? Просто зайди и возьми. Тебе это ничего не стоит. Не мучай, на, возьми меня безо всякой операции… (Идет к ней и валится на кровать без сил.)

Она… Не нужно так волноваться.

Он молчит. Она кладет ему руку на голову.

Он. Хорошо. Твои руки так холодны. Так спокойны. И мне уже вовсе не страшно. Теперь, когда ее нет, мне совсем-совсем не страшно. Теперь я знаю, что ты нисколько не страшная. Просто красивая, холодная и спокойная. Да, ты спокойно смотрела, как она корчится от боли, как захлебывается в реанимации. А ты, ты думала, что еще рано, рано, рано. Тебе надо было испытать ее терпение. Насладиться ее муками…

Она… Ты ошибаешься, я никого не люблю мучить.

Он. Но тогда зачем, зачем?

Она… Так получилось.

Он (эхом). Так получилось… Так получается… Так получится…

Она… Нет, у тебя все будет иначе.

Он. Иначе?

Она… Да. У тебя все пройдет совершенно по-другому. Поверь.

Он (эхом). Верь-верь-верь…

Она… Скажи, ты ведь мне веришь?

Он. Веришь-не веришь…

Она… Поверь и не бойся.

Он. А я не боюсь. Теперь я уже ничего не боюсь…

Она… Вот это правильно, мой славный.

Он. Мой славный…

Она… Поверь, они будут стараться. А я, я буду рядом.

Он. Я знаю. Я помню. Ты была рядом… Ты сейчас – рядом… Ты всегда будешь рядом… Всегда будешь рядом…

Она. Вот и правильно. Вот и молодец, славный мой. Ты же умница. Ты же хочешь быть здоровым.

Он. Нет, я не хочу быть здоровым. Я хочу просто лежать так. Лежать так год, два, три, четыре… Я хочу лежать так сто лет, и чтобы мама приносила мне чай с малиновым вареньем, и с медом, и с лимоном. А еще мандарины и арбузы. И чтобы обнимала и говорила: «Славный мой»…