Пьесы
Шрифт:
Аксинья — уже не Аксинья, а Андрей Федорович, — в зеленом кафтане, красных камзоле и штанах, в треуголке, стояла на коленях, выкидывая на пол вещи из большого пузатого комода.
ПРАСКОВЬЯ. Да побойся Бога, сударыня! Да что люди-то скажут?..
АНДРЕЙ ФЕДОРОВИЧ. А чего им говорить? Схоронил я свою Аксиньюшку, хочу ее вещицы бедным раздать, и платьица, и рубашечки, и чулочки...
ПРАСКОВЬЯ. Аксинья! Очнись!
Прасковья что было силы принялась трясти
АНДРЕЙ ФЕДОРОВИЧ. Да что ты говоришь, Параша? Что ты покойницу зря поминаешь? Умерла моя Аксиньюшка, царствие ей небесное, а я вот остался. Я еще долго жить буду, чтобы ее грехи замолить.
ПРАСКОВЬЯ. Да что же мне, отца Василия звать? Чтобы он пришел и сказал: Андрей Федорович умер, а ты, барыня Аксинья Григорьевна, жить осталась?
АНДРЕЙ ФЕДОРОВИЧ. А зови, милая. Придет он и скажет: день добрый, сударь Андрей Федорович, каково тебе без твоей Аксюши? Померла, бедная, без покаяния, тебе теперь за нее по гроб дней твоих молиться... Пока не замолишь — страдать будет, чая от тебя лишь спасения...
Прасковья в изумлении следила, как вываливались на пол платья, простыни, наволочки, шубка...
АНДРЕЙ ФЕДОРОВИЧ. Я — Андрей Федорович. С чего вы все решили, будто я умер? Умерла Аксиньюшка, а я вот жив, слава Богу. Есть кому за нее молиться... Вещицы раздам, сам странствовать пойду... А ты, Параша, тут живи. Деньги наши с Аксиньюшкой возьми в шкатулке, в церковь снеси, пусть там молятся за упокой душа рабы Божьей Ксении. А сама живи себе и бедных сюда даром жить пускай...
Андрей Федорович встал, перекрестился на образа. И поднял глаза вверх.
ПРАСКОВЬЯ. Что это ты, сударыня? Что ты там на потолке-то сыскала?
АНДРЕЙ ФЕДОРОВИЧ. Нехорошо так жить. Знаешь, Параша, почему наши молитвы до Бога не доходят? Я — понял! Между нами и Богом — потолки, чердаки, крыши разные. Они — мешают. Под открытым небом нужно молиться. Так молитва уж точно дойдет. Вот так я за свою Аксюшу молиться буду, за ее грешную душеньку. И жить так буду. Под открытым небом...
Андрей Федорович выпрямился, поправил треуголку, одернул кафтан и вышел.
ПРАСКОВЬЯ. Ахти мне... За отцом Василием бежать!.. Пусть вразумит!..
Спеша к отцу Василию, Прасковья встретила его на улице.
ПРАСКОВЬЯ. А я к вам, батюшка.
ОТЕЦ ВАСИЛИЙ. А я к тебе. Что ж за барыней плохо смотришь? К попадье бабы прибежали — полковница Петрова, сказывали, у Сытина рынка бродит. Мальчишки за ней увязались! Все ее трогают и спрашивают, а она отвечает — не троньте, я Андрей Федорович! Ступай скорее, забери ее! Ты за ней следи — с тебя за нее Господь спросит. А там ведь и до воды недалеко. Утонет, гляди...
ПРАСКОВЬЯ. Я уведу, запру, да только ведь убежит. Блаженные — они хитрые, батюшка, а я-то проста. И как с ней быть — не понимаю. Имущество-то свое раздаст, опомнится — хвать, а его уже и нет. С родней говорить не желает, а дом мне отдать решила.
ОТЕЦ ВАСИЛИЙ. Ты ступай-ка к начальству покойного. Ей ведь как вдове за него еще и пенсион положен. Пусть придет кто-нибудь, вразумит, запретит. А я как быть — право, не ведаю...
ПРАСКОВЬЯ. Надо же, что на ум взбрело... Помереть без покаяния додумалась вместо мужа — как будто Господь с небес не разберет, кто муж, а кто жена... И жить под открытым небом...
ОТЕЦ ВАСИЛИЙ. А ты ей не потворствуй! Или потворствуй, но в меру... чтобы с собой чего не сотворила...
ПРАСКОВЬЯ. Может, и не сотворит, батюшка. Она сказывала — я-де теперь Андрей Федорович, я долго жить стану.
ОТЕЦ ВАСИЛИЙ. Поглядим... Ну, беги, ищи ее...
По берегу реки металась в непогоду Прасковья. Дождь-косохлест и ветер мешали ей идти. Накинув на голову подол, она пробивалась наугад, приседая и крестясь от каждого страшного раската грома.
ПРАСКОВЬЯ. Аксинья Григорьевна! Сударыня! Да куда ж ты запропала? Аксиньюшка! Ах ты? Господи... Неровен час, в реку сковырнется... Аксинья Григорьевна! Госпожа Петрова!..
Ответа не было и она встала, в полной безнадежности опустив руки, под проливным дождем. Но собралась с силами — и снова кинулась высматривать хозяйку.
ПРАСКОВЬЯ. Аксиньюшка! Поди ко мне! Промокнешь, в горячке свалишься! Ради Христа, Аксиньюшка!.. Да где же ты?.. Молчит! А ведь поблизости бродит... Андрей Федорович! Андрей Федорович!..
Навстречу вышел Андрей Федорович в мокром кафтане, в обвисшей треуголке.
АНДРЕЙ ФЕДОРОВИЧ. Тут я, голубушка, чего надо?
Прасковья подбежала и схватила его в охапку. Он, маленький и тонкий, смотрелся в объятиях здоровенной бабы подростком. Прасковья гладила его по плечам и пыталась закутать в свой подол.
АНДРЕЙ ФЕДОРОВИЧ. Гляди, Параша, — небо разверзлось. Сейчас-то самое время молиться. Помолимся вместе за мою Аксиньюшку! Сейчас-то нас Господь и услышит!
ПРАСКОВЬЯ. Помолимся, барин Андрей Федорович! Только от реки прочь пойдем, пойдем от реки-то подальше... а там и помолимся...
И она потихоньку повела Андрея Федоровича прочь. Но он вырвался, неожиданно шустро отскочил и погрозил пальцем.
АНДРЕЙ ФЕДОРОВИЧ. Не пойду под крышу! Тут ночевать буду! А ты ступай, ступай... Не успеешь до дому дойти — дождик и кончится!