Петербург: неповторимые судьбы. Город и его великие люди
Шрифт:
Наутро Павла повезли к Казанскому собору где его мать Екатерина II была провозглашена самодержавной императрицей, а он объявлен наследником престола. А через десять дней Павел узнал о смерти отца-императора.
Все ошибки и преступления перед страной, совершенные Петром III, не имели и не могли иметь отношения к Павлу, если бы не его мать, которая к тому времени уже ненавидела сына.
Павлу было десять лет, когда она, собравшись замуж за Григория Орлова, начала распускать слухи, дескать, великий князь неизлечимо болен и потому не способен наследовать престол. Воспитатель великого князя граф Никита Иванович Панин посадил тогда мальчика в седло
Ту скачку Павел выиграл, но еще тридцать три долгих года отделяли его от ноябрьского вечера, когда примчится он из Гатчины в Зимний дворец, чтобы наконец-то занять узурпированный матерью собственный престол.
Жестокое убийство отца, интриги вокруг престола, в которые втягивали и малолетнего Павла, не могли не подействовать на его характер. Несчастливая звезда российских императоров, кажется, тогда и взошла над его судьбой.
Современники вспоминают, что уже в десять лет взгляд Павла сделался схожим со взглядом старика. Напряженная и непосильная для ребенка духовная работа изнуряла его тело и ум. Быть может, если бы у Павла появились товарищи-сверстники, детские игры и игрушки, он сумел бы позабыть о разыгравшейся трагедии, но этого не было.
Императрица Екатерина, уже привыкшая видеть в сыне не ребенка, а соперника, как к взрослому и относилась к нему. Нет-нет! Ничего похожего на «голштинскую педагогию» она не применяла. У Павла было все.
Еще восьми лет от роду Павла пожаловали полковником в лейб-кирасирский полк, а в десять – назначили генерал-адмиралом Российского флота.
Хотя Екатерина II и опасалась Павла, она никогда не пользовалась своей властью, чтобы досадить ему или как-то стеснить. Просто она забывала, что ее соперник – ее сын, и главное, что это вообще ребенок. Поэтому-то так мало напоминали богато обставленные покои великого князя детскую. Как, впрочем, и вся его жизнь в те годы очень мало напоминала детство.
В 1764 году Иван Иванович Бецкой составил «Общий Регламент для воспитания детей обоего пола». Опираясь на модные тогда идеи Жан-Жака Руссо и набирающих силу масонов, в Регламенте рекомендовалось удалять детей из естественной среды, из общества, из семьи и до двадцати лет держать в узком кругу воспитателей. Нельзя сказать, что все правила Регламента были осуществлены в воспитании Павла, но общий дух его пронизывал детство будущего императора. И, перечитывая записки учителя Павла – полковника Семена Прошина, ясно видишь это.
«1764 год. 20 сентября. День рождения Его Императорского Высочества: минуло десять лет…»
С утра Павел ходил с матерью-императрицей к обедне, после выслушал проповедь отца Платона и поплакал. Возвратившись к себе, принимал поздравления от придворных, потом позавтракал. Потом в одиночестве играл на бильярде. В шесть часов отправился на бал. В десятом часу лег опочивать. Вот такой день…
Еще один день одиночества и холода, еще один день взрослого человека десяти лет от роду.
Екатерина II не жалела денег на Павла. Не жалела она денег и на игрушки для него, но игрушки эти точно соответствовали нешуточным званиям, возложенным на Павла.
Второго октября 1764 года в приемной зале у Павла появился четырехметровый корабль, сделанный мастером Качаловым. Все было настоящим на этом корабле – все снасти, вся палубная обстановка. Это и был настоящий, только уменьшенный корабль. Его можно было разглядывать, можно было изучать по нему устройство парусного оснащения, но играть с этим кораблем было нельзя. Павел забрал с корабля шлюпку и поставил на стол. Установил парус, потом разложил весла… Шлюпка тоже была настоящей, только притворившейся игрушкой, и скоро Павел позабыл и про нее.
На следующий день, как пишет Семен Прошин, «Его Высочество изволил разбирать и укладывать сигнальные флаги у корабля своего». Вот и все игры. А другие «игрушки»?
«7 октября. Незадолго перед обедом поднес Его Высочеству артиллерийский один офицер родом грузинец князь Чухлыманов две духовые гаубицы и две пушки. В зале делали им пробу. Стреляли деревянными ядрами».
Пушечки эти, изготовленные в 1756 году мастером Даниловым в масштабе один к двенадцати, и сейчас хранятся в Военно-морском музее Санкт-Петербурга.
Но о том, как играл этими пушечками Павел, как и тем кораблем, что несколько дней простоял в приемной зале, кроме короткой записи Прошина, не найти ни полслова. Это более чем странно, ведь Павел – первый русский (опять первый!) император, дни детства которого расписаны почти по минутам.
А может быть, потому и нет записей, что не играл. Может, потому и не играл, что ясно понимал – все это не игрушки. И корабль, притворившийся игрушкой, и гаубицы, и звания, возложенные на него…
При чтении дневников Семена Прошина ясно ощущается диссонанс, пронизывающий все детство Павла.
«Граф Иван Григорьевич читал Его Высочеству рапорт от капитана Плещеева из Средиземного моря».
И тут же, почти без всякого перехода:
«Великий князь изволил говорить, что в республике (так Павел называл свою птичню. – Н. К.) снегири представляют стариков, овсянки старух, чижики буянов, а зяблики кокеток…»
В одной из комнат у великого князя была сделана решетчатая птичня, в другой стоял токарный станок.
Словно бы пытаясь позабыть о страшном взрослом мире, где любовник матери убил его отца, о том мире, из которого приносят ему рапорты боевых офицеров флота и притворяющиеся игрушками взрослые вещи, Павел сам придумывал себе игры. Ему казалось, что при нем находится особый конный отряд из дворян в 200 человек и в этом отряде он состоит ефрейтором. Часто в виде игры он бегал, размахивал руками, давал приказы – производил упражнения с воображаемым отрядом. Рассматривая планы и виды Парижа, великий князь воображал себя полковником и производил распределение полка по местности.
Эти жутковатые – они совершались в полном одиночестве – игры пугали воспитателей Павла, хотя, возможно, они и понимали, что Павел обращается к ним, чтобы хоть как-то освоиться в окружающем взрослом мире, «проходя по всем ступеням службы», а не начиная с чина генерал-адмирала Российского флота. Кстати, по сообщению Семена Прошина, в своем воображаемом конном отряде дворян Павел «дослужился» только до чина вахмистра.
Эти одинокие игры одиннадцатилетнего мальчика, заполняя разрыв в самой методике воспитания, чрезвычайно развивали и обостряли болезненную фантазию и мечтательность. Однажды Прошин застал Павла в задумчивости сидящим за столом, на котором стояла стеклянная пирамида.