Петкана
Шрифт:
На сей раз он явился как будто луч света. Проник в мою молитву под видом благочестивого помысла. «О Петкана! — вещал он (или же это я сама обращалась к себе, обманутая его лукавством). — Ты победила врага. На собственном опыте познала все муки подвижничества и претерпела их до конца. Средь пустынного одиночества ты исполнилась истинной мудрости. Так что стоишь теперь в одном ряду с премудрыми и непорочными девами и отцами Церкви. Средь людей, живущих в твоем времени, нет никого, кто бы мог сравниться с тобой. Кто бы мог быть тебе учителем. Ты же можешь быть
Так говорил лукавый, а я воспринимала каждое слово как чистую правду. Ибо торжествовала. Была необыкновенно довольна собой. Ведь я явилась в пустыню безгрешная и, тем не менее, оплакивала здесь свои грехи. Испытала адские мучения. И одолела богоненавистника. Поэтому Господь и наградил меня небесными видениями. И благодатью Своей. Господь ведь всегда вознаграждает людей по заслугам. «Петкана, подвижница равноангельная»,— прошептала я. И потом уже часто повторяла сии слова. Как будто молилась самой себе. И ощущала, как каждое слово наполняет мое сердце радостью. Как радость эта переполняет мою душу. Как душа воспаряет, возносится ввысь. И, казалось мне, может теперь абсолютно все. Ибо больше для нее не существует падений. Теперь она уже никогда не сможет оступиться. Ибо сделалась самодостаточна.
Поистине, ничто так не отдаляет от Бога, как гордость.
Поэтому гордыня есть корень и плод всякого зла. Ибо там, где нет Бога, все позволено. Но в ту пору я еще не обнаружила эту новую и самую опасную западню нечистого и лукавого духа, ведущую к погибели.
Господь же попустил диаволу искусить меня сей страстью.
О, как легко обманывается душа, когда она сама того желает! Как легко повергается она в пропасть, воспарив перед этим на крыльях нечистого духа славолюбия и тщеславия. И как непросто бывает отрясти с себя похвалу бесовскую.
«Пришло время всему міру узнать о твоих подвигах. Ты должна сама возвестить о своих добродетелях, чтобы люди поучались и извлекали для себя духовную пользу», — нашептывал мне враг рода человеческого. Но я не догадывалась, от кого исходят сии речи. И даже не задумывалась о том, слышу ли я их от кого-то или же сама мысленно произношу. Так опутал мой разум нечистый дух, воспользовавшись моей самодовольной расслабленностью.
«Ты послужишь другим людям примером для подражания», — наставлял меня вкрадчивый голос. И я поверила, что действительно смогу. И более того — что это мой долг.
Я чувствовала, как во мне растет гордость. А смирение ослабевало, становилось меньше и незаметней, заглушаемое моим небрежением.
«Пора покинуть пустыню. Мір ждет тебя. Здесь же все твои усилия уже никому не нужны», — уверял меня лукавый.
И я едва не приняла к исполнению сии нечистые наставления. Уже готова была бесстыдно разгласить свои прежние подвиги. Но в то же время меня сильно смущала мысль, как мне уйти из пустыни.
Должно быть, нечистый почувствовал мои колебания, потому что тотчас же навалился на меня с удвоенной силой: «Довольно ты пожила здесь! Других подвижников мір прославляет. Составляет им тропари и молитвы. Народ ищет у них милости и благого заступничества. А ты? Чего ты добилась? »
«Не мір прославляет их, но Господь их прославил Своею волей и силою», — возразила я, не совсем уверенная в том, искренне ли вступаюсь за
«Ты тоже этого заслужила».
«Да. Но мои подвиги, быть может, должны остаться сокрыты от людей», — молвила я, невольно содрогнувшись от того, что показалось мне крайне несправедливым.
«Какая же это тогда правда Божия? — нечистый сыпал соль на рану моего самолюбия. — Почему именно твои подвиги должны быть преданы забвению? И кто о них в таком случае вообще узнает?»
«Господь знает о них», — ответила я. Скорее по привычке, чем действительно следуя позыву собственного сердца.
«Господь? А тебе-то что с того? Какая тебе корысть от того, что Пастушок знает еще про одну овечку, блеющую у него под ногами?» — разъярился богоненавистник. Или не мог он вынести похвалы Господу, или поверил, что уже полностью подчинил меня своей воле. Не знаю. Однако сии богохульные речи выдали его с головой. А я? Я словно очнулась от сонного оцепенения и высвободилась из тенет, опутавших мой разум.
«Господь никогда бы не стал говорить так!» — мелькнула внезапная мысль, ожегшая меня, словно удар бича.
«Напрасно ты томишься и пропадаешь здесь. Ты вся высохла, словно финик. Сухие финики не зря напоминают верблюжий помет. Все это годно лишь для костра. Очнись же, несчастная! Не юродствуй и ступай в мір — и он узнает тебя!»
«Так может говорить только нечистый. Я узнаю его по подлым речам. Это он, губитель человеческих душ, желающий насильно навязать мне свою волю! Господь же всегда дает человеку возможность выбора. Ибо Он хочет, чтобы мы сами — своею волею — избрали путь веры, любви и надежды. Посему и сказано в Евангелии: «Толкущему — отверзется».
В эту минуту Господь словно сорвал пелену с моих очей и с сердца — и я увидела, в какое страшное и нечистое болото греха я едва не угодила. Только теперь осознала я бездну своего падения! И вспомнила предостережение святого Антония о том, что все грехи суть мерзость пред лицом Бога, но самый мерзкий и отвратительный из всех — это грех гордыни. Из глаз моих хлынули горячие слезы раскаяния. Стыд, вызванный чудовищной обидой, нанесенной Господу, нарастал во мне с каждым мгновением. Овладевал всем моим существом и всеми моими силами и чувствами. У меня подкашивались ноги. И перехватывало дыхание.
В отчаянии пала я наземь и, содрогаясь в рыданиях, повторяла имя Господне, моля Спасителя о прощении.
«Ведь и губитель душ человеческих был свергнут с небес за свою гордыню! Уверовал в собственную силу и могущество, независимо от Бога, и пал с позором. Вечный мятежник, всегда терпящий поражение. Все гордецы служат ему. А я хочу служить Господу», — твердила я, жестоко коря себя за страшное ослепление.
Самоуничижением и суровым осуждением заменила я недавнее самовосхваление. Но мне казалось, что уже поздно. Словно я уже сорвалась в пропасть. Все было так, как поучают святые отцы. Ибо когда нами завладеет гордыня, славолюбие и себялюбие, тотчас же пропадают все наши духовные сокровища, собранные великими трудами. Гордость не только мешает нам возрастать и дальше, но еще и свергает нас с уже достигнутой высоты. Отнимает у нас все наши прежние богатства и обращает их в прах.