Петля для губернатора
Шрифт:
– Нормально, – заметив это, сказал один из носильщиков. – Мировой мужик Жека. Мертвый, а все равно помогает, чем может.
Они опустили тело на дорогу, открыли заднюю дверь джипа и без лишних церемоний забросили труп в багажник, предварительно надев на кровоточащую голову полиэтиленовый пакет, чтобы не пачкать обивку.
Тем временем начкар отцепил от пояса наручники и наклонился над бесчувственным телом Ирины. Ледяное железо с глухим щелчком обхватило ее тонкие запястья. Теперь руки Ирины Бородач были надежно скованы за спиной.
– Есть пушка, – сказал один из бродивших вокруг охранников, поднимая над головой облепленный снегом пистолет.
– Дай сюда, – приказал начкар. – Грузите ее в машину, только аккуратно –
– А жаль, – вполголоса обронил охранник, наклоняясь, чтобы вместе с товарищем поднять ношу.
– Не твоего ума дело, – медленно и веско сказал ему начкар. – Хотя я с тобой полностью согласен.
Они потратили еще несколько минут на то, чтобы отыскать пистолет и фонарик убитого охранника и более или менее замести следы. Когда все дела в лесу были закончены, они собрались возле джипов.
– Так, – негромко сказал начкар и снова потер предплечье. – Хвалить не буду. Мы не имели права ее упускать, а Лопатин подавно не имел права подставляться под пулю. Возись теперь с ним… В общем, так. Соловей поедет со мной, Андреев поведет “ауди”. Слей пару литров бензина из моего джипа. Остальные – похоронная команда. Приберите этого дурака так, чтобы никто не нашел. Ну, не мне вас учить. И постарайтесь не обгадиться хотя бы на этот раз.
Подчиненные промолчали – никому не хотелось вызывать огонь на себя лично. Стоявшая возле джипов группа людей разошлась по машинам. Джипы взревели двигателями и разъехались в разные стороны.
По дороге на губернаторскую дачу скуластый начкар с раздражением думал о том, что было бы неплохо повторить прямо в лицо дорогому товарищу майору все слова, которые он сказал после того, как его чокнутая жена сбежала в первый раз. Капитан очень хорошо запомнил все эти слова и был готов воспроизвести их в любой момент, причем с огромным удовольствием. На этот раз Упырю некого винить в случившемся, кроме себя самого. И казнить некого, вот ведь горе-то какое…
Капитан закурил и через плечо покосился назад, где на сиденье боком, с неловко заломленными за спину руками лежала Ирина Бородач. Она все еще была без сознания. “Ничего страшного, – подумал капитан, отворачиваясь. – Очухается. В крайнем случае, будет небольшое сотрясение мозга. Ей это не повредит. Может быть, наоборот, все там встанет на свои места, как в неисправном телевизоре, когда треснешь кулаком по корпусу. Пусть скажут спасибо, что вообще жива. Она стреляла, так что мы имели полное право применить оружие. А у Лопатина, между прочим, осталась беременная жена. У него жена беременная, а его сейчас свалят в какую-нибудь помойную яму на ближайшей свалке, и шито-крыто. Свои же товарищи свалят, не бандиты, не урки какие-нибудь, а офицеры службы охраны… Эх, жизнь!.."
Начкар потер предплечье. Место укуса ныло. Подумать было страшно, что могло бы получиться, происходи дело не зимой, а летом. До крови могла прокусить, а то и клок мяса вырвала бы. Как собака, честное слово. Пришлось бы прививки от бешенства делать.
Он снова покосился Назад. Честно говоря, бить губернаторскую дочку по голове не было никакой необходимости. Хватило бы и пощечины, да и без этого вполне можно было обойтись. Суть дела заключалась в том, что капитану до смерти хотелось сделать то, что он сделал, и хотелось очень давно. Начкар вовсе не был дураком и за то время, что Ирина Бородич сидела под замком, разобрался в ее психологии едва ли не лучше, чем ее муж и отец, вместе взятые – во всяком случае, так ему казалось.
Все и всегда давалось ей легко и даже раньше, чем она успевала попросить. Капитан, сам будучи человеком в высшей степени несвободным, давно пришел к выводу, что никакой свободы на свете не существует. Нищий всю жизнь является рабом своей нищеты, а богатый без умолку твердит, что не в деньгах счастье, а спроси его, в чем оно, это самое счастье, – не ответит, потому что сам не знает. Хочется ему чего-то,
Позади джипа, туманно посвечивая фарами, ехала “ауди” Губанова. Капитан только диву давался, как этой бешеной стерве удалось вести машину на такой скорости по скользкой заснеженной дороге и не разбиться в лепешку. Видимо, бог и вправду благосклонен к дуракам и пьяницам.
Наконец впереди показались ворота губернаторской дачи. Они все еще стояли нараспашку, и в сторонке топтался, постукивая каблуком о каблук, замерзший охранник с короткоствольным автоматом под мышкой. Благоразумно помалкивавший всю обратную дорогу Соловей загнал машину во двор и подвел вплотную к крыльцу.
Когда двигатель заглох, дверь особняка распахнулась, и на высокое крыльцо вышел Губанов. Пиджак его был расстегнут, видневшаяся из-под него грудь белой рубашки пропиталась чем-то красным. Начкар от души понадеялся, что Упырь умирает от артериального кровотечения, но это было, конечно же, обыкновенное красное вино – то самое, которым товарищ майор три раза в день подпаивал свою бабу, чтобы вела себя потише. В прижатой к затылку руке майора что-то белело – то ли носовой платок, то ли целое полотенце, издали было не разобрать. Начкар криво улыбнулся и тут же бросил быстрый косой взгляд на Соловья: не видел ли тот, как он отреагировал на полученную господином майором тяжкую травму. Соловей с каменным лицом смотрел прямо перед собой. “Видел, конечно, – подумал капитан. – Ну и черт с ним”.
Они вышли из машины и распахнули обе задние дверцы.
Начкар наклонился, взял Ирину под колени и потянул на себя. Соловей помогал ему с другой стороны. Вдвоем они вытащили безвольно обмякшее тело губернаторской дочери из салона джипа и понесли в дом. Начкар по-прежнему держал ее за ноги, для удобства положив их на предплечья согнутых в локтях рук. Поза у мадам Губановой при этом была самая что ни на есть неприличная, но ни ее широко расставленные ноги, ни ощущение упругой молодой плоти под тонкой тканью легких, не по сезону брюк не вызывали в капитане никакого отклика. Это была просто ноша, от которой ему хотелось поскорее избавиться. “Бедная баба, – подумал он вдруг. – Все хотят от нее избавиться, а духу на то, чтобы просто вынуть ствол и шлепнуть, ни у кого не хватает. Вот и мучается, как собачка профессора Павлова…"
– Что с ней? – глухо спросил Губанов, когда они проходили мимо.
– Без сознания, – сказал начкар. – Ударилась головой, когда упала. Ничего страшного, скоро придет в себя.
Соловей промолчал.
– Черт, – сказал Губанов, открывая перед ними дверь и придерживая створку, чтобы не захлопнулась. – Надо было все-таки поаккуратнее.
Капитан остановился, и шедший впереди Соловей чуть было не выпустил из рук свою ношу.
– Товарищ майор, – негромко, но очень отчетливо сказал начкар. – Несколько минут назад из вашего табельного пистолета был застрелен наповал прапорщик Лопатин. Прямо в переносицу, как в тире. Так что вы уж извините, если что не так. Вперед, Соловей.