Петр Аркадьевич Столыпин. Воспоминания о моем отце, 1884—1911

Бок Мария Петровна

Наташа училась ходить на костылях и немного окрепла. Цвет лица ее уже не был таким прозрачно-белым, успевшие отрасти волосы придавали ей более взрослый вид.

После Рождества Б. И. Бок официально просил моей руки у моих родителей, они дали согласие на наш брак и 2 февраля по этому случаю был отслужен торжественный молебен в присутствии родственников с обеих сторон. Не только мне, но и всем моим очень понравилась семья моего жениха, а я сразу {262} почувствовала, что этот дом будет моим вторым родительским домом.

Когда

папa в тот же вечер на докладе у Государя рассказал о нашей помолвке, Государь сказал, что хорошо знает моего жениха и поздравляет меня с отличным выбором.

{263}

Глава XXVII

Время от второго февраля по двадцать первое апреля прошло, как полагается, в визитах, поздравлениях, приемах, примерках у портних и катаньях по магазинам. Но я была так бесконечно счастлива, что не замечала ни утомления, ни скуки от этой суеты, и весь день жила ожиданьем минуты, когда вечером приедет мой жених, и мы после обеда вдвоем удалимся в фонарь, выходящий на Дворцовую площадь, в котором была моя маленькая гостиная. Это тот фонарь, из которого императрица Александра Федоровна, супруга Николая I, смотрела на бунт декабристов.

Глядя на наши сияющие лица, улыбались счастливой улыбкой папa и мамa. Младшие сестры с жадным любопытством разглядывали нас, а м-ль Сандо, Зетинька и старая прислуга растроганно нас поздравляли.

Даже строгие, ворчливые дворцовые лакеи смотря на нас, сочувственно улыбались и ласково провожали глазами, когда мы после обеда совершали бесконечные прогулки по залам Зимнего дворца.

Папa каждый раз, когда видел меня, нежно гладил меня по голове и повторял: "Только была бы ты счастлива, девочка моя".

Как сон пронеслись эти десять недель. Я усердно изучала морские термины и типы кораблей, но, когда на одном из приемных дней моей матери меня принялся экзаменовать генерал Линевич, я провалилась в пух и прах и он шуточно-строго сказал мне: "В среду, {264} через неделю, я снова буду у вашей матушки, и если вы к тому времени не подучитесь, то пеняйте на себя: ваш брак разрешен не будет". Хорошо, что генерал забыл свое обещание, так как морская наука мне окончательно не далась.

Мой жених, назначенный морским агентом в Берлин, уезжал на короткое время в Германию, чтобы принять дела от своего предшественника князя Долгорукова и всё приготовить для нашей там жизни.

Свадьба наша была назначена на 20-ое апреля, но незадолго до этого узнали мы, что в этот же день будет венчаться великая княжна Мария Павловна, выходившая замуж за шведского принца, герцога Зюдерманландского. Свадьба предполагалась очень торжественная, и, конечно, мои родители должны были присутствовать на ней, почему пришлось перенести мою свадьбу на 21-ое апреля.

Хотя я и была назначена дежурной фрейлиной на свадьбу Марии Павловны, я просила освободить меня от участия на этом торжестве - хотелось провести дома последний вечер перед собственной свадьбой.

Но

на большом парадном обеде в честь высочайших жениха и невесты я была. Никогда еще не видала я такого большого стола, такого количества родных с обеих сторон.

Церемониал обеда был самый торжественный. Великие князья в андреевских, великие княгини в екатерининских лентах через плечо. Высшие придворные чины исполняли исторические функции, связанные с их званием. Так обершенк граф Строганов должен был наливать вино государю. Помню, как он перед обедом, шутя говорил, насколько он волнуется, боясь не справиться со своими сложными обязанностями.

После обеда, рядом с обеденным залом, был "Cerele", как это всегда устраивается после парадных {265} обедов. Все приглашенные стоят в зале, оставляя посередине пустое место для членов императорской и королевской семей, которые, подходя по очереди то к одному, то к другому, разговаривают с приглашенными.

Этикет требует при разговоре с высочайшими особами придерживаться следующего правила: никогда не задавать вопросов, а лишь отвечать на то, о чем спрашивают вас. Нечего прибавлять, что, конечно, первому заговаривать нельзя.

Не знаю, что случилось со мной, но я обыкновенно такая застенчивая, когда императрица Александра Федоровна говорила с мамa, вдруг вмешалась в разговор.

Я стояла рядом со своей матерью и с восторгом смотрела на молодую императрицу, поразительно красивую и эффектную в светлом платье, сверкающую брильянтами. Она представлялась мне феей из волшебной сказки. Теперь это была не та женщина, обманувшая мои детские мечты, которую я видела в Александрии, а красавица-русская царица во всем величии своего сана.

Обменявшись несколькими незначительными фразами с мамa, императрица замолкла. Молчала, следуя этикету, и мамa. Я взглянула на императрицу и вдруг сразу поняла, до чего ей мучительно это молчание. Красные пятна появились на ее щеках, и видно было, как она ищет тему, не находит ее, а отойти, поговорив лишь минуты две, не хочет.

Тут на меня и нашла вдруг храбрость, и я, как-то инстинктивно стараясь помочь императрице выйти из создавшегося положения, незваная-непрошеная, сказала какую-то фразу. Сказала... и испугалась. Но императрица, повернувшись в мою сторону и, как мне показалось облегченно вздохнув, улыбаясь промолвила:

{266} - Ah! oui c'est votre fille (Ах! Это ваша дочь.), а потом, обращаясь прямо ко мне, сказала:

– Vous etes fiancee, n'est ce pas? Je connais votre fiance et vous felicite de votre choix (Вы невеста, не правда ли? Я знаю вашего жениха и поздравляю вас с выбором.).

Тут я уже окончательно не выдержала и ответила ей такой подробной фразой и с таким сияющим лицом, что и она вся просветлела и задала мне еще несколько вопросов, после чего, дав мне поцеловать свою руку, улыбнулась мне ласковой доброй улыбкой.