Петр Столыпин. Крестный путь реформатора
Шрифт:
Глава конституционных демократов не рассказал о еще одной важной составляющей части его беседы со Столыпиным, хотя она во многом объясняет дальнейшие действия министра. Когда Петр Аркадьевич высказал вполне обоснованное мнение о том, что передача должности министра внутренних дел кадетам будет иметь катастрофические последствия, так как сейчас необходимо принимать самые жесткие меры, то Милюков отмел это предостережение:
— Этого мы не боимся. Правительство определенно заявит революционным партиям, что они имеют такие-то и такие-то свободы, перейти границы которых правительство им не позволит. Досюда — и ни шагу дальше (интересно, вспоминал ли Павел Николаевич о своих самоуверенных заявлениях в 1917 году, когда Временное правительство продемонстрировало полную беспомощность перед анархией и развалом государства? — Авт.)! А если бы революционное движение разрослось, то думское правительство не остановится перед принятием самых серьезных и решительных мер. Если
После этого, рассказывая о прошедшей встрече, Столыпин произнес:
— Толку из всех этих переговоров не выйдет. Однако в последних словах Милюкова имеется мысль. Гильотины не гильотины, а о чрезвычайных мерах подумать можно.
Милюков тогда не смог понять, что минимальные уступки со стороны оппозиции могли привести к достижению исторической договоренности и созданию коалиционного правительства. Это было тем более реально, что не только Столыпин считал возможным создание «правительства общественного доверия». Как вспоминал Коковцов: «Столыпин был далеко не один, кому улыбалась тогда идея правительства из "людей, облеченных общественным доверием". Он видел неудачный состав правительства, в котором работал сам. Он разделял мнение многих о том, что привлечение людей иного состава в аппарат центрального правительства может отчасти удовлетворить общественное мнение и примирить его с правительством. Он считал, что среди выдающихся представителей нашей "общественной интеллигенции" нет недостатка в людях, готовых пойти на страдный путь служения родине в рядах правительства и способных отрешиться от своей партийной политической окраски, он честно и охотно готов был протянуть им руку и звал на путь совместной работы».
Важно отметить, что Коковцов категорически отмел утверждения недругов Столыпина о том, что министр внутренних дел инициировал переговоры с кадетами, якобы с целью сместить Горемыкина и самому возглавить коалиционное правительство: «…передать всю власть в руки оппозиционных элементов, стремящихся не только захватить власть, но и идти затем к государственному перевороту и коренной ломке только что принятых основных законов — этого никогда не было в его голове, не с такой целью вел он переговоры с общественными деятелями, как об этом пишет в своих воспоминаниях Д. Н. Шипов…
Нужно не знать бесспорного личного благородства Столыпина, чтобы допустить мысль о том, что он находил возможным передать власть Партии народной свободы, оставаясь во главе правительства, что он не понимал простой истины: он сам попадает в плен организованной партии, которую сам же обвинял в нескрываемом стремлении только к власти и даже более того — к уничтожению монархии».
В словах Коковцова следует уточнить два важных момента. Когда он говорит о том, что Столыпин был против передачи всей власти кадетам, то это не значит, что с ними не велись переговоры об этом по другой линии. Не кто иной, как дворцовый комендант Трепов в панике перед революцией предлагал Николаю II сформировать чисто кадетское правительство. Столыпин был категорически против этого плана, справедливо расценивая его не как компромисс с оппозицией, а как полную капитуляцию перед ней. О треповских планах и позиции Столыпина, уже находясь в эмиграции, глава ПНС вспоминал следующее: «Царь продолжал оставаться в нерешительности, скрывая, по обычаю, свое настоящее мнение или, быть может, его еще не имея. На одном очередном докладе Коковцов был удивлен словами царя, что "с разных сторон он слышит, что дело не так плохо" в Думе и что она "постепенно втянется в работу". Царь ссылался при этом на "отголоски думских разговоров"; но эти отголоски распространились довольно широко. В английском клубе высказывался в этом духе великий князь Николай Михайлович. В непосредственной близости к царю любимый и уважаемый им бар. Фредерике, министр двора, передавал царю мнение Д. Ф. Трепова, назначенного дворцовым комендантом.
Коковцов уже встревожился и посоветовал Столыпину "поближе присмотреться к обоим". Уже в начале мая у него был с Треповым любопытный разговор во дворце. Трепов спросил его: "Как он относится к идее министерства, ответственного перед Думой и составленного из людей, пользующихся общественным доверием?" На возражения Коковцова Трепов, смотря на него в упор, спросил: "Вы полагаете, что ответственное министерство равносильно полному захвату власти и изъятию ее из рук монарха, претворением его в простую декорацию?" Это и было, конечно, как видно из приведенных цитат, мнение сторонников роспуска. Но Коковцов, вероятно рассерженный, пошел дальше в своем ответе. Он "допускает и большее: замену монархии совершенно иною формою государственного устройства", т. е., очевидно, республикой. К сожалению, этот интересный обмен мнениями оборвался, так как кругом стояла публика.
Коковцов и Столыпин чуяли
Несколько дополним Милюкова и приведем упомянутый им треповский проект состава будущего правительства (он интересен тем, что подтверждает — дворцовый комендант, в отличие от Столыпина, готовился к передаче всей полноты власти во внутренней политике либеральной оппозиции): председатель Совета министров — Сергей Андреевич Муромцев (видный юрист, председатель I Думы, был близок к умеренным кадетам), министр внутренних дел — Милюков или Иван Ильич Петрункевич (видный кадет, депутат I Думы), министр юстиции — Владимир Дмитриевич Набоков (видный юрист и криминалист, товарищ председателя ЦК ПНС, депутат I Думы) или Владимир Дмитриевич Кузьмин-Караваев (видный юрист, депутат I Думы, лидер Партии демократических реформ, образованной рядом бывших правых кадетов), министр иностранных дел — Милюков или Извольский, министр финансов — Михаил Яковлевич Герценштейн (экономист, видный кадет, депутат I Думы), министр земледелия — Николай Николаевич Львов (депутат I Думы, умеренный кадет, в знак протеста против радикальной позиции ЦК ПНС вышел из думской фракции кадетов), государственный контролер — Шипов, министры военный, морской, министр императорского двора и уделов — «по усмотрению Его Величества».
Об упомянутых Коковцовым воспоминаниях Шилова и их авторе следует сказать отдельно. Шипов стоял правее кадетов. Возглавляя умеренный «Союз 17 октября», он выступал за сотрудничество с властью на основе положений царского манифеста о даровании свобод и уважении прав Думы. Министр внутренних дел был уверен, что столь авторитетный общественный деятель (особо влиятельный среди земцев) умеренного направления будет оказывать сдерживающее влияние на кадетов, стремившихся получить «всё и сразу». В этом его поддерживал и Извольский, на тот момент наиболее политически близкий Столыпину член горемыкинского кабинета: «Очень важно было бы включить в министерство Шилова, так как он пользуется большим влиянием среди известных социальных кругов, которые весьма разнообразны по своим политическим симпатиям, и так как он олицетворяет собою движение, имеющее только немногих представителей в Думе, но чрезвычайно влиятельное среди членов земства».
А вот что сам Шипов вспоминал о предыстории переговоров со Столыпиным, которые в случае успеха могли бы изменить дальнейшую историю России: «Всё более и более обостряющиеся отношения между правительством и Государственной думой и вызывающее положение, занимаемое последней, говорил H. H. Львов, приводят П. А. Столыпина к убеждению в необходимости роспуска Думы. Но, приходя к такому заключению, П. А. Столыпин оценивает всё значение этого опасного шага и признает, что он не может быть сделан настоящим правительством с И. Л. Горемыкиным во главе, не пользующимся надлежащим авторитетом, и полагает, что роспуск Думы должен быть произведен обновленным правительством, имеющим во главе общественного деятеля, пользующегося доверием в широких кругах общества, и таковым лицом П. Л. считает меня. Государь одобряет предположения П. А. Столыпина и поручил ему со мной переговорить».
Как видим, Шипов определенно утверждает, что Столыпин перед началом переговоров был уже убежден, что Государственная дума должна быть распущена. Да, несомненно, глава МВД считал такой вариант событий наиболее желательным. Но представляется всё же, что именно провал переговоров о создании коалиционного правительства заставил его окончательно прийти к этому убеждению. Министр более не сомневался, что это единственная возможность избежать дальнейших потрясений, и отстаивает данную позицию в правительстве и перед колеблющимся императором. Мы об этом можем говорить уверенно — в отличие от суждения Львова (не обладавшего всей полнотой информации о раскладе сил в Совете министров) — есть свидетельство Извольского о позиции, занятой Столыпиным на заседании правительства во время обсуждения вопроса об отношениях с парламентом: «Как можно было ожидать, Дума с самого начала не только приняла враждебную позицию по отношению к правительству, но и ясно показала стремление расширить права, дарованные манифестом 1905 года.