Петр Столыпин. Крестный путь реформатора
Шрифт:
С 28 по 30 августа никаких попыток со стороны охранного отделения, кроме маловажных запросов и имитации наружного наблюдения на Бибиковском бульваре, предпринято не было — развитие событий было полностью пущено на самотек (или, напротив, направлялось в нужном направлении). Чем это объясняется? Охранников настолько не интересовала безопасность государя (о высокой вероятности покушения на которого они заявили сами) или же им было заведомо известно, что ему ничего не угрожает?
Как ни удивительно, но эти дни все руководители охраны совершенно не напрягались и не отказывали себе в маленьких удовольствиях жизни. Например, агенты-охранники зафиксировали в одном из донесений, как пьяный Веригин по дороге в гостиницу выпадал из извозчичьей
Новый импульс происходящему опять придал Богров, сообщив Кулябко 31 августа тревожные новости. В показаниях подполковника об этом сказано следующее: «31 сего августа по телефону Богров сообщил, что Николай Яковлевич приехал в Киев, и из разговора с ним он убедился, что дело, задуманное Николаем Яковлевичем, очень серьезное, и он предъявил ему требование собрать тонные приметы министра внутренних дел Столыпина и министра народного просвещения Кассо, для каковой цели ему необходимо быть в Купеческом саду, так как за ним может быть установлено перекрестное наблюдение со стороны соучастников Николая Яковлевича и отсутствие его может привести к провалу».
«Аленский» как будто издевается над Кулябко. Достаточно одного пассажа о требовании «собрать» в Купеческом саду (где должен был присутствовать Николай II) приметы Столыпина и Кассо, чьи портреты несчетное количество раз печатались во всех российских газетах! Однако начальник охранного отделения без вопросов дает Богрову билет, нарушая инструкцию, строжайше запрещающую нахождение секретных сотрудников (как априори потенциально опасный по террору элемент) рядом с высокопоставленными особами и тем более императором.
Отдельного описания заслуживает то, каким образом Кулябко передал билет Богрову. Как свидетельствовал последний: «За билетом в Купеческое я посылал в охранное отделение посыльного (1), билет ему был выдан в запечатанном конверте с надписью "для Аленского"»(!). То есть начальник охранного отделения считает возможным не только передать билет для осведомителя через неизвестного ему посыльного прямо в служебном помещении, но и пишет на конверте агентурный псевдоним!
Мог ли Кулябко выдать билет Богрову без ведома Курлова или Спиридовича? Представляется невероятным, что провинциальный деятель охранки принял на себя единоличную ответственность за допуск осведомителя в место присутствия императора, что подтверждается и его собственным свидетельским показанием: «…при докладе генералу Курлову, в присутствии Веригина и Спиридовича, прочитал письменное заявление Богрова, дополнил его некоторыми соображениями нашими относительно той роли, которую должен был принять на себя Богров, и при этом доложил о принципиальном нашем решении пускать Богрова в те места, где ему понадобилось бы исполнять роль наблюдателя. Генерал Курлов, не возражая против наших предположений, возбудил лишь вопрос о том, не провалится ли Богров из-за снабжения его билетами, на что я ему доложил, что Богрову предложено мною придумать подходящее для этого объяснение. Для меня и для всех остальных было ясно, что Богрова нужно будет допускать в те места, где будут находиться Его Величество и министры, так как билеты выдавались только в эти места».
И, как бы потом Курлов и Спиридович ни пытались утверждать, что они ничего не знали о предоставлении Богрову билетов в Купеческий сад и городской театр, не вызывает сомнения, что это не соответствовало действительности. Было принято принципиальное согласованное решение, и Кулябко не нужно было каждый раз получать разрешение у Курлова на выдачу билета на отдельные мероприятия.
Богров пошел в Купеческий сад, но не предпринял попытки покушения на Столыпина. Как он потом сказал на допросе: «Почему не выполнил свои намерения — не знаю». Почему — непонятно. Богрова обвинить
Отметим важнейшее обстоятельство — Богров имел полную возможность выстрелить в царя, в непосредственной близости от которого находился. Спасло императора то, что «Аленский» (во всяком случае, по его словам) счел цареубийство нецелесообразным. Как было записано в протоколе допроса Богрова: «…у него возникла мысль совершить покушение на жизнь Государя Императора, но была оставлена им из боязни вызвать еврейский погром. Он как еврей не считал себя вправе совершить такое деяние, — которое вообще могло бы навлечь на евреев подобные последствия и вызвать стеснение их прав. Записать и подписать это он категорически отказался, мотивируя свой отказ тем, что правительство, узнав о его заявлении, будет удерживать евреев от террористических актов, устрашая организацией погромов».
Трудно сказать, насколько Богров был откровенен (вызывает глубокое сомнение, что его беспокоила судьба еврейского населения), но то, что он имел совершенно реальную возможность для покушения на Николая II, ни малейшего сомнения не вызывает.
Сказанное «Аленским» имеет еще одно крайне важное значение. В принципе, он просто озвучил общую практику ПСР, обычно избегавшей делать евреев непосредственными исполнителями наиболее важных террористических актов (не говоря уже о цареубийстве), чтобы избежать обвинений в «еврейской революции». Это прекрасно было известно охранке, и 1 сентября те, кто допустил Богрова в театр, где присутствовал император, могли быть почти уверены, что самодержцу опасность со стороны секретного сотрудника еврейской национальности грозить не будет и пули полетят в предназначенном им направлении. Ведшие Богрова не один год охранники имели полную возможность понять его психологию и убедиться в том, что на убийство Николая II он не пойдет. Последнее снимает наиболее серьезное возражение противников теории антистолыпинского заговора, утверждающих, что заговорщики никогда бы не рисковали жизнью императора.
Новую информацию от «Аленского» (опять инициатива принадлежала агенту!) Кулябко получил в ночь на 1 сентября, и события вступили в завершающую фазу. По свидетельству начальника Киевкого охранного отделения: «В ночь на 1 сентября Богров пришел в отделение (создается впечатление, что у киевской охранки вообще не было конспиративных квартир! — Авт.) и сначала письменно, а потом в личном разговоре со мной заявил, что у него в квартире ночует приехавший Николай Яковлевич (обращает на себя внимание, что пришел Аленский с письменным донесением. Хотя было очевидно, что если бы «Николай Яковлевич» действительно находился у Богрова, тот вряд ли бы решился писать информацию в охранку дома. — Авт.), имеющий два браунинга, а приехавшая с ним девица Нина Александровна поселилась на неизвестной квартире и имеет у себя бомбу. Из разговора с Николаем Яковлевичем он убедился, что покушение готовится на Столыпина и Кассо и успех такового вполне обеспечен. Что же касается Нины Александровны, то таковую Богров обещался указать при посещении ею его квартиры 1-го сего сентября между 12 и 1 часом дня. Ввиду таковых сведений наблюдение за квартирой Богрова было усилено».
А вот следующая фраза из информации «Аленского» обращает на себя особое внимание: «Вместе с тем Николай Яковлевич заявил, что благополучный исход их дела несомненен, намекая на таинственных высокопоставленных покровителей».
Богров впервые упоминает о том, что у террористов есть «высокопоставленные покровители». Какую цель он этим преследовал? Еще больше запутать и запугать охранников (если предположить, что они действительно запутались в происходящем) или в потоке дезинформации блеснула крупица правды?