Петр Великий (Том 1)
Шрифт:
— Не говори. Знаю. А ты, слышь, мне державу сдай. Я бы управилась, гляди.
— Ты?! Ты управишься. Ишь, какая ты… Смехом говоришь, а на тебя поглядеть, так душа мрёт. В очах у тебя ровно свет загорается… Инда [9] жутко… Да, слышь, не ведётся того на Руси, штобы царицы…
— А Ольга… а Елена Глинских?
— Так то давно было. И не за себя они, за сыновей княжили… А я и не сын тебе, да и летами вышел… Не мели пустого, Софка… Буде.
— И то молчу. Вон ты повеселее стал от моих речей от глупых, от девичьих. Мне и ладно… Одначе пора мне. Богомолье ныне с сёстрами да с тётками… Ох, да и тошно же в терему… Вон по обителям, по храмам побродить — и то радость… У вас, у царевичей, и пиры, и охота, и оженят тебя… И на войну, и в думу… Куды хошь… А мы… Ровно проклятые — и людей-то не видим по своей вольной волюшке… Замурованы, ровно колодницы, без вины безо всякой… И хто так приказал?!
9
Инда — даже; так что; что даже (прост.).
— Ну не причитай… Пожди… И то уж живётся вам не по-старому… А там, помаленьку, гляди… и у нас все станет, как у европейских потентатов [10] : будет вам, девкам-царевнам, воля и замуж, и в мир ходить… Пожди, сестра… Сделаем…
— Жди ещё, што да когда… Вон мне уж без мала двадцать годов… Годков на семь, гляди, всего и помоложе я, ничем матушка — царица наша названная… А все перед ей, словно перед иконой, гнись да кланяйся… А она — фыррр да фыр!.. Величается… Слышь, Блохина, у меня в терему — родня казначеи царицыной, Блохиной же… И, слышь, лютует царица-матушка; все у них с Матвеевым толки идут, как бы свово Петрушу в перво место, в цари бы… А тебя бы…
10
Потентат (лат.) — вельможа, властелин, коронованная особа.
— Ну, буде, Софья. Тебе бабы в уши несут, а ты пересказываешь… Всё будет, как Господь захочет… Вон и батюшка желал, чтоб Петруша был со мною вместях…
— Ничего не желал… Думал — да раздумал. Ты — царь, о чём и толковать ей?.. Все с Матвеевым… Лукавый он… С лекарями водится… Изведут они тебя и нас всех, помяни моё слово… Посадят на царство слюнявого мальчонку. Уж понатешутся над нами…
— Софья, буде… Да сама ж ты толковала: за нас-де люди станут, не дадут нас в обиду, коли бы и на деле… задумал бы хто…
— Ну, право, с тобой што толковать… Ты — как день вешний… То солнышко, то тучами все пойдёт… Не понять тебя, Федя… Ты не думай, не страх напускаю я на тебя. На ум взбрело, вот и сказалося. А ты царствуй… Тебе много лет ещё государить. Вон тут есть одна бабёнка верная… я у ей пытала, так она…
— Што, што?.. Ворожейка или знахарка? Хто такая?..
— А ты не велишь её казнить?.. Чево вздумается тебе, ты в те поры…
— Ну вот!.. Коли она не с чёрной силой ведается, за што ж казнить бабу?.. Вон и отче Симеон наш прорицает… И иные — хто по звёздам, хто по цифири, по книгам… Он же батюшке гадал…
— Нагадал, да… Братца Петрушеньку…
— За што ты, сестра, так на братца? Што он тебе?..
— Ничего. Матушка-царица, свет Наталья Кирилловна, сильна да горда сынком… А сам он… што ж, пускай бы жил… Ну, Бог с им… Вот и гадала бабка о тебе… «Поживёт, говорит, всем на радость..: Долго поживёт. Детей народит… Из роду в род помнить будут цареньку…» Это тебя…
— Будут помнить?! Хорошо бы… Поминали бы, да не злом. Все я думаю: неужто телесная мощь одна и славу даёт?.. Хворый я… Слабый я… Может, и не проживу долго… Уж чуется мне… Што там ни толкуй… И как бы это подеять, штобы память по мне надолго была? Добром поминали бы люди… Москва… Земля вся! Я потужу… Я надумаю… А то помрёшь, камнем прикроют склеп… Один камень той с записью и станет помнить, што был ты, што землёй правил… Што царём прозывался. А люди забудут… Нет, неладно так!.. Я надумаю…
— Да уж надумаешь… А пока женись, вот первое дело. Дети пойдут, сыновья. Им царство перейдёт, в наш род, Милославских [11] , не в Нарышкинский… Вот и память по тебе. Ну, буди здрав пока… Недосужно, слышь, Господь с тобою, царь-братец…
— И с тобой Господь! За меня помолись, сестрица…
Ушла Софья. А Федор задумался. Ищет, чем бы след оставить по себе…
И вот нашёл. Лицо вспыхнуло, озарилось тихой радостью.
Сел он у стола, где лежат груды бумаг, достал чистый лист, прибор чертёжный, стал чертить план какого-то храма… И совсем ушёл в работу…
11
Дети пойдут… в наш род Милославских… — Милославские — русские дворяне и бояре XV-XVIII веков, выехали из Литвы в конце XIV века, возвысились в XVII веке. Дочери боярина Ильи Даниловича: Мария —первая жена царя Алексея Михайловича, их дети: царевичи Федор и Иван, царевна Софья; Анна — жена боярина Б. И. Морозова. Иван Богданович Милославский руководил обороной Симбирска от армии Разина. Иван Михайлович Милославский, боярин, возглавлял борьбу против Нарышкиных. Один из организаторов Московского стрелецкого бунта.
По этому чертежу потом стали перестраивать обветшалую церковь во имя святого Алексия в Чудовом монастыре, со всеми примыкающими палатами, трапезами и монастырскими службами…
Тотчас же принялся Федор за достройку новых больших зданий для всех московских приказов, поднятых на три этажа.
Ряд церквей понизить и заново выстроить наметил юный царь, сам принимая деятельное участие, пока нездоровье не приковывало его к постели. А это часто случалось. Но и больной он больше всего думал о своих постройках, которыми как будто хотел оставить добрую память по себе.
Конечно, такую страсть к зодчеству скоро заметили ближние к царю лица.
Зашла об этом речь и на совете бояр, собравшихся во дворце, по обыкновению, рано утром обсудить текущие дела.
Царю нездоровилось. Оба доктора, Костериус и Стефан, дежурили при больном. Матвеев, пришедший с докладом посольским, был тут же. Это очень не понравилось Ивану Михайловичу Милославскому, который явился спросить, можно ли начать совет без Федора.
И вот, по окончании совета, когда «чужие» разошлись, кучка приближённых бояр осталась потолковать о делах дворцовых.
Были здесь Богдан Хитрово [12] , Иван Максимович Языков [13] , оба брата Толстых, князь Лобанов-Ростовский, сестра которого была мамкой царевны Софьи. Федор Куракин, Василий Голицын и Волынский с боярином Троекуровым дополняли компанию.
— В дедушку, видно, пошёл наш юный государь, — заметил, снисходительно улыбаясь, Хитрово. — Град свой стольный приукрасить желает, штобы супротив иных стольных градов зарубежных не стыдно было… Што ж, оно и то не худо. Дорогонько стоит. Да авось хватит казны ево царской. Не зря рубли кинуты. Да и дело юному государю. Пока он ещё к царскому правлению приобыкнет, всё время не пустое. Хуже было бы, коли стал бы всюды сам входить, мешать тому, што без него многи годы налаживалось да настраивалось…
12
Хитрово Богдан Матвеевич (1615-1680) — боярин и дворецкий; наместник ржевский и смоленский; возглавлял приказ Большого дворца. Пользовался расположением царственных особ, имел большое влияние при дворе. Участвовал в польских походах (1653). С его именем связан удивительный факт: в посмертном завещании он отпускал на волю всех своих холопов, пленных и кабальных людей.
13
Языков Иван Максимович (1658-1682) — боярин, любимец царя Федора Алексеевича. Принадлежал к старинному дворянскому роду, восходившему к татарскому мурзе Енгулаю. Занимал должности стольника, постельничего, окольничего. Пользуясь особым доверием царей, ведал Оружейной, Золотой и Серебряной палатами. У Н. И. Костомарова есть такое свидетельство: стрельцы ещё при жизни царя Федора подавали жалобу на своих начальников, за что Языков, её разбиравший, приказал перепороть их кнутом. Во время бунта Языков скрывался в доме своего духовника у св. Николы Чудотворца в Хлынове. Стрельцы нашли его и отрубили голову на площади.
— Оно бы и так, — с недовольным видом отозвался Милославский, — коли бы казна была побогаче. И я бы сказал: чем парень ни тешится, да делу не мешает… А и то скажем: иному от затей царёвых и польза бывает. При каждом огне можно руки греть. Стройка идёт, так и кирпич, и лес надобен… Мало ль што ещё. От поставщиков барышок-то и набежит. А коли хто этим не завёлся, тому и нет корысти от затей ото всяких. Есть поважнее дела. Вон турки, татаре грозят, с запада тучи надвигаются… А у нас всюды дыры… И заткнуть нечем. Тут бы и надо поудерживать государя. Вон ты, Иван Максимыч, частенько-таки при ево милости пребываешь. И толковал бы о том помаленьку.