Пётр второй
Шрифт:
Как и все в Западном Полесье Пётр Васильевич Кочет был хорошим плотником, к тому же и заправским столяром, умеющим мастерить мебель.
Если практически каждый взрослый крестьянин их деревни, хоть и с помощью родственников и односельчан, мог срубить себе хату и хозяйственные постройки, то хорошими столярами были единицы из них.
А его отец, кроме бондарского промысла, иногда занимался и стальмашным. Он мог изготовить телегу, сани с полозьями, бричку, дуги и оглобли.
Был в их деревне и профессиональный потомственный кузнец – мастер по изготовлению колёс и колёсных
А в соседней деревне Котлы – один умелец из различных пород дерева изготавливал даже музыкальные инструменты. Среди них были дудки, свистульки, жалейки, цимбалы и даже скрипки.
Семья нищего музыканта из этой деревни периодически заходила и в деревню Пилипки.
Состриженную овечью шерсть Кочеты отдавали кочующим зимой из деревни в деревню мастерам-валяльщикам. А те из неё валяли популярные среди крестьян шапки магерки и войлок для конской сбруи и попон.
Но из-за большой трудоёмкости процесса валяния в подготовке войлока приходилось участвовать всем членам семьи заказчика.
Для придания мягкости и прочности смоченное горячей водой сукно-сырец валяли с помощью ручных приспособлений или топтали босыми ногами в корыте или на полу, толкли толкачом в ступе, или мяли на ребристой поверхности в ручных «валюшах».
Почти аналогичное было и с кожами. Но здесь было разделение труда.
Скорняки (кушняры и чэмбары) занимались выделкой овчин и мехов для пошива зимней одежды.
Шорники (рымары) занимались выделкой сыромятной кожи, из которой шили сбрую: гужи, вожжи, шлеи, постромки и уздечки. Сыромять шла и на пошив кожаных лаптей, и на изготовление поясов, кожаных мешков и прочего из различных хозяйственных и бытовых принадлежностей.
А обувную кожу выделывали кожевники (гарбары). Но это ремесло преобладало в городах, так как такую обувь в деревнях ещё не носили.
Умение мастерить родители прививали и своим сыновьям. И здесь, в отличие от всегда занятых работой отцов, большую роль играли матери.
Но более чем её подруги, образованная Ксения пыталась привить своим сыновьям тягу к знаниям, что ей особенно удавалось с младшим Петром.
– «Пьер, тю дуа апрэндр, э бьен апрэндр! Тю э трэ капабль. Тю вуа а кель пуан ле фам дю виляж сон дифисиль? Иль зон сомбрэ зэ бушэ. Э лезом сан конэсанс нэ пэв плю! (Петя, тебе надо обязательно учиться, и хорошо учиться! Ты ведь очень способный. Видишь, как деревенским женщинам тяжело? Они тёмные и забитые. А мужчинам без знаний тем более нельзя!)».
– «Уи, маман!» – соглашался Петя, помогая ей в плетении корзин.
Это домашнее ремесло было массовым. Из лозовых прутьев плели не только корзины и кошёлки, но и рыболовные снасти, а также делали изгороди (плетни).
Но Пётр Васильевич занимался другим. Он мастерил мебель, и не только для себя, но и на продажу.
Он делал, в частности, детские колыбели и короба, кузова саней и телег. Причём он это делал ни сколько из ивовых прутьев, сколько из луба.
Для заготовки сухого луба он сначала топором соскребал с содранной весной липовой коры её верхний слой, затем оставшееся распаривал над костром и клал под груз, а после просушки использовал по назначению.
Из липового лыка он драл мочала. Для этого очищенный от коры луб Пётр сначала замачивал в реке. Затем из содранной с него волокнистой части плёл лапти, кошели (варэньки) и вил верёвки.
А после просушки оставшейся части он разрывали её на узкие ленты, из которых затем делал мочало, плёл или ткал на ручных станках рогожи и циновки, различные сетки, канаты, и вил верёвки для лаптей. И в этом ему активно помогала жена.
Из корней сосны, ели и можжевельника Пётр Васильевич вырезал посуду и домашнюю утварь (ложки, ковши и др.).
Из бересты мастерил солонки, табакерки, сумки, и оплетал глиняную посуду (берасцяники). А из соломенных жгутов он также плёл короба, ёмкости для хранения продуктов, шкатулки, игрушки и даже летние мужские соломенные шляпы – капелюшы.
Но в своём ежедневном напряжённом труде крестьяне не забывали и об отдыхе.
В семье Петра Васильевича Кочета, как и в других крестьянских семьях деревни Пилипки, отмечались все известные им ежегодные религиозные праздники и справлялись обряды.
Среди праздников были каляды (рождество), вялтдзень (пасха), сёмуха (семик) и другие. А традиционные обряды проводились по случаю сватовства, свадеб, рождения, крестин, первой пахоты и других событий, включая похороны и поминки.
В отсутствие организованной медицинской помощи в Пилипках, крестьяне этой деревни ещё верили в силу заговора и знахарских приёмов, правда, с использованием рациональных средств народной медицины – настоев и отваров из трав и корений. И это часто помогало, но не всегда.
Как толком и не помогало крестьянам царское правительство, по существу лишь занимаясь укреплением власти самодержавия.
С 1907 года, во времена реакции, когда царское правительство стремилось нейтрализовать оппозицию, уехавший в город сосед Григорий Денисюк счастливо избежал участи арестанта и не попал в число более двадцати четырёх тысяч человек, к концу 1908 года прошедших через минскую тюрьму.
А по аграрным реформам премьер-министра П.А. Столыпина, провозглашённым царским указом от 9 ноября 1906 года, уже предусматривалась ликвидация общины, и долгожданный переход земли в личную собственность крестьян.
Этим царское правительство стремилось расслоить крестьян с образованием из них зажиточного слоя, который стал бы опорой самодержавия.
Теперь крестьянину разрешалось не только выйти из общины и закрепить свой надел земли в личную собственность, но и требовать от общины выделение этой земли на одном участке-отрубе, с перенесением туда дома и образования своего хутора.