Петровские дни
Шрифт:
Кострицкий вынул из большого кармана камзола пистолет и показал его. Малова ахнула и замахала руками:
— Стой! Стой! Выстрелит! Убьёшь!
— Не бойся, тебя не убью. А сам вот сейчас тут же застрелюсь, если ты не будешь согласна меня спасти.
— Да как же?! Что я могу? У меня денег всего…
— Многое можешь! Слушай!
И Кострицкий, перебиваемый удивлёнными вопросами женщины, подробно рассказал ей, что не только можно играть на вещи и на дома, но можно ставить на карту и собак, и лошадей, и даже крепостных целыми деревнями.
— Всё нынче прошло! — прибавил
Наконец, постепенно, чтобы сразу не перепугать чересчур Малову, капитан дошёл и до главного: солгав, конечно, он объяснил женщине, что у князя на вечере сегодня была поставлена на карту одним офицером его собственная законная жена и он отыгрался. Но так как он, Кострицкий, не женат, то отыграться на этот лад не мог. У него никого нет, даже крепостных холопов нет. И для него одно спасение. Он просил князя позволить отыграть всё проигранное, поставя на карту женщину, хотя ему и чужую, но любящую его и готовую его спасти.
И Кострицкий прибавил:
— Спаси меня, Настенька! Дозволь отыграться на тебе.
Женщина слушала и глядела, выпуча глаза, и хотя сон её от перепуга совершенно прошёл, тем не менее она чувствовала, что сидит в каком-то сне наяву. Она не сразу поняла и заставила Кострицкого снова повторить то же и снова объяснить всё. Наконец она поняла и заплакала.
— Чего же ты?
— Как чего? Страшно, Митенька.
— Да чего же страшно-то?
— Не знаю…
— Ну, как хочешь! Это одно спасение! Коли тебе меня не жаль, то Бог с тобой! Стало быть, больше ничего не остаётся…
Капитан снова взял пистолет в руки и стал осматривать его.
— Стой! Стой! — закричала Настасья Григорьевна.
И она выскочила из постели и ухватила его со всей силой за руки.
— Говори, Как быть? Что надо делать?
— Одеваться и ехать.
— Как одеваться?!
— Да так! И ехать со мной!
— Куда? — с ужасом вскрикнула женщина.
— К князю!
— Как к князю? Когда?
— Сейчас вот! Одевайся, и поедем!
— Да зачем?
— А затем, чтобы он тебя видел. Он без этого не согласен. Но я знаю, что, повидав тебя, он согласится. Ведь это только, конечно, к примеру, Настенька. Пойми! Проиграть я не могу. Приедешь, князь на тебя посмотрит… Ну, посидишь в гостиной… А я поставлю тебя на карту и отыграю свои тридцать тысяч.
— Как же то есть на карту? На стол лезть?
— Да нет, глупая! Уж ты одевайся, и поедем.
Настасья Григорьевна, не только перепуганная, но совершенно как бы очумелая, начала одеваться. Изредка она останавливалась, всхлипывала и говорила покорно:
— Митенька! Помилуй! Что же это такое?
Но Кострицкий в ответ брал в руки пистолет и поднимал его к виску.
XXV
Через четверть часа капитан и Малова сидели уже в его карете и среди ночи быстро двигались по переулкам. Когда они въехали во двор дома князя и Малова увидела длинный ряд ярко освещённых окон, на неё напал такой страх, что она готова была выскочить из экипажа и броситься бежать. Кострицкий предвидел это и был настороже.
— Ничего, ничего, не бойся! Всё это пустое! Ты и не увидишь никого. Только, говорю, посидишь в гостиной.
Капитан и его подруга поднялись по парадной лестнице. Люди в швейцарской не обратили на женщину никакого внимания. Не то видали они, служа у чудодея-князя. И теперь даже они отлично знали, зачем является среди ночи незнакомая им барынька.
Капитан провёл женщину в гостиную, усадил, а сам пошёл в залу, откуда доносились десятки весёлых голосов. Малова настолько оробела, что сидела, как кукла, как бы ничего не сознавая и не понимая. Долго ли она просидела, ей было даже невозможно сообразить, настолько всё путалось в голове. Но, наконец, двери отворились, появился её "Митенька", а за ним высокая фигура пожилого человека.
Малова догадалась, что это сам князь, и невольно поднялась с кресла.
— Здравствуйте! Очень рад с вами познакомиться! — выговорил князь любезно. — Вы решаетесь помочь капитану в беде?
Малова молчала.
— Отвечайте же, сударыня!
— Отвечай, Настенька! Князю нужно это знать. Скажи, добровольно ли ты согласна.
— Добровольно! — через силу и еле слышно произнесла женщина.
— Вам известно, что убудет, если капитан проиграет?
— Нет-с…
— Как нет?! — воскликнул Кострицкий. — Я же тебе два часа пояснял! Но ведь это не наверно… Вот и князь скажет! По всей видимости, я выиграю. Говори, что тебе всё известно и что ты согласна.
Наступило молчание.
— Говори же, Настенька. А то я сейчас же, вот тут, исполню то, о чём я тебе сказывал. Знаешь, что тут у меня в камзоле… Говори, согласна?
— Согласна! — пролепетала Малова.
— Ну-с, в таком случае позвольте мне получше вас разглядеть! Хоть я вижу, что вы очень привлекательны, но всё-таки это дело серьёзное и зря поступать нельзя! — усмехаясь, выговорил князь серьёзным голосом, но видно было, что он сдерживает смех при виде перепуганной женщины.
Князь взял канделябр о четырёх свечах и приблизился к Маловой, которая, хотя и глядела дикими глазами, была всё-таки красива.
— Вы прелестны, сударыня! — сказал князь. — По справедливости, вы могли идти за пятьдесят тысяч… Но вот что неладно…
Князь подумал немного и выговорил, сдерживаясь от смеха:
— Вот что, любезный мой Дмитрий Михайлович. Я опасаюсь всё-таки, нет ли недоразумения. Хорошо ли вы объяснили госпоже Маловой, в чём дело заключается.
— Совершенно, князь, совершенно.
— Я должен вам заметить, что если бы сия дама была вашей законной супругой, то и речи бы не было о вашем праве играть на неё… Но ведь она вам чужая и ваша только сердечная подруга…
— Да-с. Но она согласна спасти меня, — горячо заявил Кострицкий. — Это наше обоюдное согласие…
В эту минуту в доме раздались крики десятков голосов и хлопанье в ладоши. Малова прислушалась и стояла уже совсем перепуганная.
— Успокойтесь, сударыня. В зале некая красавица восхищает моих гостей своими танцами, — объяснил князь и продолжал, обратясь к капитану: — Знает ли хорошо госпожа Малова, что именно с нею приключится в случае вашего нового проигрыша?