Пифагор (Том 1)
Шрифт:
В небесных Афинах широкие прямые улицы вымощены зеркальным гранитом и голубым мрамором. Бронзовые колоннады отражают летающих ангелов и сказочных птиц. Земному человеку, вышедшему из тела во сне, здесь кажется, что он идет не по гранитной мостовой, а по прозрачному теплому мрамору. Потому что «спящему» видно, как под его ногами медленно вращается в темноте тяжелый Земной шар со всеми его материками и океанами, со всеми грозовыми облаками, надуманными трудностями и иллюзорными искушениями. «Спящему», если он попадает сюда, кажется, что он наконец-то вернулся домой. А вокруг идущего по проспекту человека неспешно гуляют красивые люди и добрые волшебные животные. Все они учтиво улыбаются ему, здороваются с гостем города, раскланиваются и спрашивают, не нуждается ли он в какой-либо помощи, совете или сопровождении. А за зеленью поющих парков и скверов виднеются изумительные самосветящиеся здания. Эти дома — воистину чудеса архитектуры, это застывшая в камне музыка богов. Что ни здание — дворец. Это сама Гармония, облаченная в мрамор. Что ни фронтон — область Олимпа. На фронтонах — золотые колесницы богов Эллады, кони со скошенными сверкающими глазами. Кажется — вот-вот литые копыта скакунов взорвутся бешеным галопом и унесут ожившие статуи олимпийцев в колышущиеся волны
Тем не менее, эти вещи, которые строит здесь душа своими мыслями, так же реальны и ощутимы для всех умерших, как для нас — наши материальные дома. Даже более того, краски на Первом Небе много ярче земных, потому как органы чувств получают еще семь дополнительных органов волшебного чувствования. И ощущения сказочного счастья, дорогие мои, просто невозможно мне описать никакими земными словами. Можно лишь всплеснуть руками и выдохнуть: «Ах, ах-х…» Все благочестивые, праведные и добродетельные люди получают здесь божественные радости и удовлетворения любой мечты, которых земная жизнь их лишила по Божьему умыслу для их же несказанной пользы…
Дорогие мои, особенно прекрасную жизнь здесь ведут дети. Если бы мы только могли их видеть, если бы мы могли представить хотя бы сотую часть их посмертной жизни, то мы бы сразу же перестали печалиться и горевать по поводу их «преждевременной» кончины на Земле. Когда ребенок умирает до рождения его тела желаний, которое появляется в возрасте примерно 12—14 лет, то дитя поднимается сразу же в верхние слои Первого Неба. Душа ребенка не уходит ни ниже, ни выше. Ибо ребенок ответственен за свои действия на Земле не более, чем нерожденое дитя ответственно за боль, причиняемую матери его движениями и поворотами в ее утробе. Поэтому все дети не проходят состояния чистилища. То, что не рождено, не может умереть! А посему тело желаний ребенка, вместе с его разумом, сохраняется вплоть до нового рождения. Поэтому такие дети, умершие до 14 лет, когда снова рождаются на Земле, имеют удивительные свойства помнить свою предыдущую жизнь и подробные обстоятельства смерти. Для таких детей Первое Небо — это место ожидания, где они находятся от одного до двадцати лет, покуда не представится удобная вакансия для новой инкарнации на Земле. Количество жителей нашей планеты ограничено, и поэтому очередь из желающих родиться на Земле состоит из многих миллиардов душ… Однако, место ожидания — это нечто много большее, чем просто «сказочный город игр», потому что в этом промежутке жизни душа ребенка делает большой прогресс в своей небесной учебе.
Когда родится деточка,
То прямо между век
На нем стоит отметочка:
«Хороший человек!»
Дорогие мои, когда умирает любой человек, то за чертою смерти его всегда ожидает добрый родственник или благочестивый друг, который успокаивает усопшего и объясняет ему, куда он попал и где его вещи. То же самое происходит, когда умирает ребенок. Ребенка в тонком мире всегда ожидает какой-нибудь благодетельный родственник или, если нет, то всегда есть люди, которые любили на земле усыновлять детей и которые находят удовольствие в заботе о маленьких беспризорных. Крайняя гибкость материи желания делает очень легким создание самых утонченных и изысканных живых игрушек для детей, и вся их жизнь здесь является прекрасной игрой. Однако, игры и забавы здесь не игнорируют обучение. Дети организуются в классы в соответствии с их темпераментом и умом, но совершенно независимо от возраста. В Мире Желаний легко давать наглядные уроки по влиянию добрых и злых страстей на поведение и будущее счастье. Эти уроки неизгладимо запечатлеваются на чувствительном и восприимчивом теле желаний ребенка и остаются в нем и после нового рождения. Так что многие из тех, кто живут сейчас на нашей сердитой планете благородной жизнью, в основном обязаны своему земному счастью тому факту, что они рано умерли. Такие счастливцы получили ангельское обучение за чертою смерти, будучи детьми на Первом Небе. Еще на Земле часто бывает так, что когда рождается слабая душа, то Сострадательные духи (невидимые Лидеры, боги, руководящие нашей эволюцией) приводят ее из сострадания к ранней смерти для того, чтобы душа могла бы получить это дополнительное Ангельское обучение. Ангельское воспитание делает слабую душу — сильной, и она уже готова к следующей земной жизни, которая будет очень тяжелой. Это особенно верно в случае, когда фиксирование на теле желаний картин жизни было слабым и смазанным вследствие того, что в момент смерти усопшему мешали работать вопли и рыдания его родственников, стенания друзей. Или оттого, что человек быстро погиб при несчастном случае, или разбойном нападении, или на поле боя. В этих обстоятельствах он не испытал необходимой силы чувства в его посмертном существовании. Поэтому, если он потом родился и умер до 14 лет, то эта потеря компенсируется так, как было рассказано выше. Часто обязанность заботиться о таком ребенке в небесной жизни выпадает на долю тех, кто был причиной этой аномалии. Тем самым бывшим убийцам и душегубам дается еще одна возможность немного исправить свою вину. Ведь даже бывшим бандитам и убийцам можно, лелея ребенка, научиться кое-чему лучшему. Но более возможен такой вариант искупления, что они становятся на Земле родителями того человека, кому причинили вред. И бывшие душегубы заботятся о бывшей жертве в течение тех лет, что живет воплощенная душа. Тогда не имеет значения, рыдают ли они истерически над ранней смертью человека или рвут на себе волосы у детского гробика, ибо в любом случае в жизненном теле ребенка не останется картин, имеющих какое-либо значение…
Звучи, орган, и пойте, трубы.
Без музыки мне не понять,
Зачем и чьи целую губы,
За что и где мне умирать…
Запомните, дорогие мои, что три слоя Высшего Астрала являются также местом продвижения для всех тех, кто был занят наукой, искусством или альтруизмом. Студент храма муз или философ имеют здесь мгновенный доступ во все библиотеки мира. Художник имеет бесконечную радость от постоянно меняющихся сочетаний цветов. Здесь существует не семь, а сто сорок четыре цвета, более сочных и насыщенных, чем на Земле. Талантливый художник вскоре узнает, что его творческая мысль смешивает и создает эти цвета по своему желанию. Создания живописца сверкают и искрятся жизнью, невозможной для того, кто работает с тусклыми красками Земли. Поэт-художник рисует как будто живыми сверкающими материалами и может осуществить свои замыслы с легкостью, наполняющей его окрыленную душу радостью. Гениальный музыкант еще не достиг того места, где его искусство найдет свое выражение в высшей степени, но и здесь он творит чудесные произведения искусства. Физический Мир — это Мир Формы. Мир Желаний, где находятся чистилище и Первое Небо, является, в особенности, миром Цвета. А Мир Мысли, где расположены Второе и Третье Небо, является сферой Тона. Небесная музыка — это факт, а не просто речевой образ. Каждая небесная сфера имеет свой определенный тон, свою ноту звучания, и все вместе сферы звучат Божественной симфонией.
Отголоски небесной музыки доносятся до нас даже здесь, в физическом мире. Эти отголоски — наше самое дорогое достояние, хотя они столь же иллюзорны, сколь неуловимы, и не могут быть зафиксированы надолго, как другие произведения искусства — статуи, стихи, картины или книги. Дорогие мои, в физическом мире звук умирает и гаснет в следующий момент после своего рождения. Однако в Первом Небе эти отголоски, конечно, куда более прекрасны и более постоянны, поэтому там благословенный музыкант слышит звуки более нежные, чем он мог когда-либо слышать в своей земной жизни.
Ощущения поэта на Первом Небе сродни тому, что испытывает музыкант, ибо поэзия — это выражение самых сокровенных чувств души в трепетных словах, упорядоченных в соответствии с теми же законами гармонии и ритма, которые управляют излиянием духа в музыке. Вдобавок, здесь поэт находит чудесное вдохновение в картинах и красках, являющихся основной характерной особенностью астрального мира. Из картин Первого Неба поэт почерпнет божественный материал для использования в своей последующей инкарнации. Аналогичным образом и талантливый писатель собирает здесь свой материал для благолепных повестей и несгорающих романов. Праведный писатель приобретает здесь гениальные, провидческие способности. Филантроп на Первом Небе разрабатывает свои альтруистические планы для духовного подъема человечества. Если в одной жизни альтруист потерпел неудачу, то он увидит причину своей земной конфузии здесь, просматривая несколько раз повесть своей жизни. Отыскав причину краха альтруизма на Земле, он постарается избежать неудачи в следующей жизни. Здесь филантроп приготовится преодолевать препятствия, поймет закон «медвежьей услуги», научится избегать ошибок и искушений, которые сделали его план неосуществимым в земном воплощении.
И вот со временем наступает тот ответственный момент, когда результат боли и страдания, присущих чистилищу, вместе с радостью и счастьем, извлеченной из добрых дел прошедшей жизни, встраиваются в «семенной атом» тела желаний. Вместе результаты боли и счастья составляют то, что люди Земли называют совестью. То есть в душе образуется та побудительная сила, которая удерживает нас от всяческого зла, как от источника боли и страданий, и толкает нас к духовному добру, как источнику счастья и радости. Наконец, приходит благоговейное время, когда человек покидает и свое тело желаний, которому предстоит умереть так же, как умирает физическое тело. Тонкому телу желаний предстоит разложиться на составляющие его астральные атомы. Так же, как он покинул ранее свое жизненное тело, и здесь он берет с собой лишь силы «семенного атома», которым предстоит сформировать ядро его будущих тел желаний.
Энергии «семенного атома» призываются душою на более высокий план. Для любого материалиста энергия и материя разделимы. Однако эзотерик смотрит на это иначе. Для посвященного они являются не двумя понятиями, но двумя полюсами одного Духа. Материя — это кристаллизовавшийся Дух. Энергия — это тот же Дух, но еще не кристаллизовавшийся. Для удобства восприятия единства энергии проиллюстрируем вышесказанное на примере улитки. Давайте, дорогие мои, сравним Дух с улиткой. Материя, являющаяся кристаллизовавшимся Духом, сравнима с домиком этой улитки. В домике улитки, который является кристаллизовавшейся улиткой, живет сама улитка. Химическая энергия, которая движет материю, делая ее доступной для построения форм, и улитка, которая движет свой домик, являются хорошим наглядным сравнением. То, что сейчас является улиткой, станет со временем панцирем, а то, что является сейчас энергией, станет со временем, вследствие дальнейшей кристаллизации, материей. Обратный процесс превращения материи снова в Дух также происходит постоянно. Более грубую фазу этого процесса мы видим в распаде, когда усопший человек покидает свои тела. В это время дух атома легко отделяется от более грубого духа, выражающегося в виде материи, — верховный жрец обвел прищуренным взглядом внимающих ему учеников. — Наша сегодняшняя беседа подошла к завершению. Дорогие мои, если у вас возникли вопросы по сегодняшней теме, то задавайте. Я вижу, что Пифагор хочет о чем-то спросить, но в силу своей природной кротости и благочестия стесняется поднять руку. Ну же, смелее, Сын Эллады».
Мы держим стих в уме кромешном,
Как Пифагор держал число,
И в этом мире безутешном
Душе и чисто, и светло…
Смущенный Пифагор поднялся со своего места и не сразу нашел нужные слова: «О, мудрейший из мудрейших! Я глубоко благодарен Вам за то, что вы разрешили мне говорить. Сегодня мой вопрос касается сочинительства и теории стихосложения. Вы знаете, что я писал стихи на нескольких наречиях народов Средиземноморья. Некоторые авторитетные в этой области люди назвали их лучшими во время конкурсов и литературных олимпиад в Ионии и на Пелопоннесе. Когда мною овладевало вдохновение, то я писал, не задумываясь над тем, что выходит из-под пера. Рука что-то чертила автоматически, и что она писала во время вдохновения, я не знал. Потому что сам я витал в это время где-то в облаках. Во время сочинительства по позвоночнику шли сильные вибрации, а из сердца, горла и середины лба выходили желтые лучи. Макушка разогревалась и болела, будто бы кто-то невидимый сверху бронзовым сверлом просверливал мне отверстие в черепе, в области «родничка». Но это была желанная боль — это была радость, не сравнимая ни с какими земными радостями. Я все время искал объяснения этому чувству счастья во время творческого экстаза, во время вдохновенного сочинительства. Правильно ли я понял из Вашей лекции, о достопочтенный Учитель, что записывая стихи, я на время оставлял свое бренное тело, а сам находился в седьмом слое Высшего Астрала? Тогда как же, находясь в Раю, то есть за чертою смерти, я мог писать стихи на этом свете? Это что — раздвоение личности? Или, может быть, эти стихи писал не я, а какой-то умерший гений вселялся в мое пустое тело и одухотворял его на время отсутствия хозяина?» Пифагор почтительно поклонился, соединив ладони на уровни сердца и умолк.