Пигмалион
Шрифт:
Дулитл (грустно). Запугана, хозяин, запугана. Буржуазная мораль требует жертв. Не хочешь ли поглядеть, как меня окрутят, Элиза? Надевай шляпу и поехали.
Элиза. Если полковник считает это нужным, я... я... (Чуть не плачет.) Я поступлюсь своим достоинством. А в награду за это, наверно, наслушаюсь новых оскорблений.
Дулитл. Не бойся, теперь она больше ни с кем не лается. Как стала порядочной, так совсем духом пала.
Пикеринг (слегка сжимая локоть Элизы). Не огорчайте их,
Элиза (пытается выдавить улыбку, скрыв раздражение). Ну хорошо, я поеду. Пусть видят, что я не злопамятна. Подожди минутку, я сейчас вернусь. (Уходит.)
Дулитл (подсаживаясь к Пикерингу). Как подумаю об этой церемонии, так меня страх и разбирает, полковник. Может, вы тоже поедете, чтобы подбодрить меня?
Пикеринг. У вас ведь уже есть опыт, старина. Вы же были женаты на матери Элизы.
Дулитл. Да кто это вам сказал?
Пикеринг. Мне, собственно, никто не говорил... Но, естественно, я полагал...
Дулитл. Ничего тут нет естественного. Просто у порядочных так принято. А я всегда поступал, как положено непорядочному. Только вы Элизе ничего не говорите.
Пикеринг. И правильно сделали. Если не возражаете, забудем о нашем разговоре.
Дулитл. Ладно. А вы поедете со мной в церковь, полковник, и присмотрите, чтобы меня окрутили по всем правилам?
Пикеринг. С удовольствием. Не знаю только, будет ли от меня, холостяка, польза.
Миссис Хигинс. А меня вы не приглашаете, мистер Дулитл? Я бы тоже с удовольствием побывала на вашей свадьбе.
Дулитл. За большую честь сочту, мэм, если вы снизойдете. А старуха моя, так та на стенку от радости полезет. Очень уж она расстраивается, бедняжка, что кончились наши счастливые денечки.
Миссис Хигинс (вставая). Тогда я велю подать коляску и пойду одеваться.
Мужчины встают, Хигинс не трогается с места.
Миссис Хигинс. Я задержу вас минут на пятнадцать, не больше.
Направляется к двери. Навстречу ей входит Элиза в шляпе и перчатках, которые она застегивает на ходу.
Миссис Хигинс. Элиза, я тоже отравляюсь в церковь на свадьбу вашего отца. Вам удобнее ехать со мной, а полковник Пикеринг может сопровождать жениха.
Миссис Хигинс уходит. Элиза проходит в комнату и останавливается между окном и тахтой. Пикеринг присоединяется к ней.
Дулитл. Жених! Ну и словечко! Скажешь такое, и сразу тебе ясно, на что идешь. (Берет цилиндр и направляется к двери.)
Пикеринг. Элиза, пока я не ушел, обещайте, что простите Хигинса и возвратитесь к нам.
Элиза. Боюсь, что папа не разрешит мне. Правда, папочка?
Дулитл (опечаленный, но готовый проявить великодушие). А ловко эти шутники обвели тебя вокруг пальца, Элиза. Имей ты дело с одним, ты бы уж его из
Пикеринг (заискивающе). Оставайтесь с нами, Элиза. (Идет вслед за Дулитлом.)
Элиза хочет выйти на балкон, чтобы не оставаться наедине с Хигинсом. Он следует за ней. Она тут же возвращается в комнату, но он, пробежав вдоль балкона, успевает преградить ей путь.
Хигинс. Ну вот, Элиза, вы и поквитались со мной, по вашему выражению. Довольны вы, или вам еще мало? Может быть, вы хоть теперь образумитесь?
Элиза. Вы хотите, чтобы я вернулась только затем, чтобы подавать вам туфли, терпеть ваши вздорные причуды и быть у вас на побегушках?
Хигинс. Я не сказал, что хочу вашего возвращения.
Элиза. Ах вот как! В таком случае о чем нам вообще говорить?
Хигинс. О вас, не обо мне. Если вы вернетесь, я буду относиться к вам точно так же, как относился до сих пор. Я не могу переделать себя и не собираюсь менять свои манеры. Кстати, веду я себя нисколько не хуже, чем полковник Пикеринг.
Элиза. Неправда. Полковник Пикеринг ведет себя с цветочницей, как с герцогиней.
Хигинс. А я с герцогиней — как с цветочницей.
Элиза. Понятно. (Спокойно садится на тахту лицом к окну, отвернувшись от него.) Со всеми одинаково.
Хигинс. Совершенно верно.
Элиза. Совсем как мой отец.
Хигинс (с усмешкой, но слегка сбавив тон). Я не совсем согласен с вашим сравнением, Элиза. Однако должен признать, что отец ваш не страдает снобизмом и будет чувствовать себя одинаково свободно в любом положении, в каком может очутиться по воле своей капризной судьбы. (Серьезно.) Вы знаете, в чем секрет, Элиза? Не в том, что человек ведет себя плохо или хорошо, или еще как-нибудь, а в том, что он со всеми людьми ведет себя одинаково. Короче говоря, надо вести себя так, словно ты в раю, где нет пассажиров третьего класса и царит всеобщее равенство.
Элиза. Аминь. Вы прирожденный проповедник.
Хигинс (раздраженно). Дело не в том, что я груб с вами, а в том, что я никогда ни с кем и не бываю иным.
Элиза (очень искренне). Мне все равно, как вы со мной обращаетесь. Ругайте меня, бейте, пожалуйста, — я к этому привыкла. Но (встает и смотрит на него в упор) раздавить себя я не позволю.
Хигинс. Так прочь с моего пути. Я не собираюсь останавливаться из-за вас. С какой стати вы говорите обо мне так, словно я автобус?