Пикирующий орел
Шрифт:
— В каждой стране есть свои обычаи, — сказал Стефанос — У нас традиция — приносить в приданое дом и обстановку. А раньше — еще и огромный сундук с бельем ручной работы, сделанным родственниками невесты. А теперь, — он пожал плечами и улыбнулся, — теперь невеста приносит с собой несколько вещей, сшитых на машинке, — меняются наши старинные обычаи. Стефанос помолчал и продолжил: — Почему бы вам с Полом не сходить в музей в гавани? Вы увидите там эти огромные сундуки и белье, которое складывали в них.
— Я с удовольствием, — сказала Тесса. — А ты, Пол?
— Возможно, —
На следующий день они сидели в саду. Пол слушал радио, которое звучало еле слышно, а Тесса писала письмо отцу. Она как раз кончила писать, когда Пол спросил, что она Делает.
— Я написала письмо отцу, — ответила Тесса не думая.
— Отцу — только отцу?
Сердце застучало. Опять ошибка!
— И матери, конечно. — Пол обернулся, и, к своему изумлению, Тесса увидела, что он щурит глаза. — Ты можешь видеть? — выпалила она, не сознавая того, что говорит.
Его рот скривился.
— Что за идиотский вопрос! Ты чертовски хорошо знаешь, что не могу!
Ее охватила дрожь, и ручка упала на колени.
— Извини, Пол. Ты… я имела в виду, как ты… извини, пожалуйста.
— Ради Бога, хватит об этом! Прочти мне письмо!
— П-прочитать — тебе?
— Вот именно.
Тесса судорожно глотнула. Пол был подозрителен, и она вспомнила, что он недавно спросил ее, сообщила ли она родителям о том, что он с ней делает. Тесса сказала — нет, что соответствовало действительности, но, глядя сейчас на выражение его лица, она видела, что ему очень любопытно узнать, что она написала родителям. Деваться было некуда — если она не хочет получить резкие упреки в течение пяти минут, а затем часы молчания, которыми он накажет ее за отказ повиноваться.
— Я начинаю с рассказа о тех местах, где мы побывали, — начала Тесса, запинаясь и просматривая страницу. Она ни слова не написала отцу о том, что с ней случилось, поскольку не хотела, чтобы он переживал за нее. Но, естественно, во всех ее письмах присутствовали ссылки на то, что она играет роль Люсинды. — Ну, дальше я пишу, что Пол чувствует себя хорошо и мы очень счастливы. Как будто у нас постоянный праздник, и я только мечтаю о том, чтобы вы с мамой приехали, если бы это было возможно. — Она замолчала, поняв, что сказала опять не то.
— Значит, это письмо только твоему отцу? — пробормотал он, поворачиваясь к ней. — А почему, Люсинда, они не могут приехать?
Она совсем запуталась.
— Я неправильно прочитала, Пол… Дорогой, на самом деле я имела в виду, что… что…
— Неправильно прочитала? — переспросил он насмешливо. — Ты не можешь разобрать свой собственный почерк?
Неуверенный смешок слетел с ее губ.
— Я же ужасно пишу, честно говоря, мне иногда трудно разобрать свои каракули… — И Тесса в ужасе поднесла ко рту дрожащую руку. Ведь все всегда восхищались почерком Люсинды! — Нет, обычно я пишу хорошо, т-ты же знаешь. Н-но я держала блокнот на коленях, в-вот и получились каракули. — Все звучало ужасно неубедительно, поэтому Тесса совсем не удивилась, что за ее жалкими потугами выбраться из сложного положения, в которое она попала, наступило долгое молчание.
— Прочитай мне еще раз это письмо, — мягко сказал он, откидываясь на спинку стула.
В отчаянии, граничившем с настоящей паникой, Тесса читала отрывки из письма, которое могла бы написать Люсинда, но, поскольку ей приходилось многое пропускать, предложения выходили не связанными, смысл терялся; когда она замолчала и взглянула на мужа, то увидела, что он сильно нахмурился. Как будто ему, привыкшему слышать ее нежный голос, звучавший как музыка, было неприятно слышать его дрожащим.
— Вот и все, — сказала она. — Кроме конца, разумеется.
— Прочитай и его!
— Конец?
— Конец!
— Я шлю им пожелания любви от нас обоих и подписываю свое имя.
К ее огромному облегчению, Пол больше ничего не сказал, и Тесса поклялась себе, что больше он не застигнет ее врасплох. Она будет писать письма, когда вокруг никого нет, и отсылать их, не говоря об этом ни слова.
Глава VI
Прошло два дня после инцидента с письмом, и Тесса наконец смогла вздохнуть полной грудью. А до тех пор ее не покидало чувство страха и ощущение того, что муж о чем-то догадывается. Но поскольку он ничего не говорил, она решила, что беспокоится напрасно.
— Мы едем в Кирению, — сказал Пол за завтраком. — Мне надо кое-что купить.
— Может быть, я сначала схожу на почту? — спросила она. — Вчера я там не была.
— Такие сходит за письмами. Он все равно пойдет в деревню.
К девяти часам они приехали в Кирению, хотя встали совсем рано, потому что ярко светило солнце и уже в семь часов утра в саду можно было принимать солнечные ванны.
— А что тебе нужно? — спросила Тесса, беря мужа за руку, когда они вышли из машины.
— Отведи меня в аптеку. — Он говорил резко и кратко. — Мне нужно купить что-нибудь от головной боли.
— Так сильно болит? — Тесса почувствовала внезапный прилив гнева против судьбы, природы или чего-то другого неясного, от чего страдает ее муж. Мало того, что Пол ничего не видит, так теперь добавилась эта боль, которая лишает его удовольствия слушать радио; на прошлой неделе он так приглушал звук, что было еле слышно, или совсем выключал его. Накануне вечером Пол выключил приемник и сидел больше двух часов, обхватив голову руками, не двигаясь и не говоря ни слова, а Тесса сидела рядом, не смея нарушить молчание, потому что, когда у мужа начинала болеть голова, его характер становился, мягко говоря, невыносимым.
— Сейчас не болит. Мы на главной улице?
— Нет еще. Я остановилась при въезде, у маленького кафе, где мы как-то были.
— А ближе ты не могла остановиться? — огрызнулся он.
— Все дороги забиты, — терпеливо объяснила Тесса. — Здесь большие проблемы из-за одностороннего движения и. кроме того, — добавила она слегка насмешливо, — на дорогах огромные выбоины и нет никаких указателей, показывающих, как их объехать.
В его ответе не было и тени юмора.