Пикник со спецназом
Шрифт:
Пыхнули мы со спецназовцем, он «забычковал пяточку» в горку пороха, которая ждала, когда нас пробьёт на приколы. Порох загорелся, зашипел, осветил Зуб Дракона и Панджшер чуть ли не до выхода в Чарикарскую зелёнку. Конечно же, душманы ни о чем не догадались, как и про собаку. Раньше на Зубе Дракона собака не лаяла, а теперь лает. Духи не допрут, конечно, что к нам на Зуб кто-то пришёл с собакой. Тупые дехкане, чё возьмёшь?
Тем временем нас обоих пробило на пайку. Вежливо и культурно я спросил пацана:
— А
— Не знаю, как у вас, но у нас тоже не знаю. — Вполне закономерно ответил обкуренный пацан. В этот момент я вспомнил о стеклянных банках с комбижиром и выступил в роли хлебосольного хозяина:
— Щи армейские будешь?
— Я сейчас, как паровоз, я сейчас даже торф буду. — Ответил пацан и заржал, как беременный павиан.
С этого начались наши приколы. Пока я возился с душманской сковородкой, пристраивал на трёх камушках, накладывал капусту с комбижиром, сыпал в неё душманскую серую муку и разжигал колбаску аммонала, из нас двоих попёрла «изящная словесность»:
— Сколько волка не корми, он всё равно в горы смотрит!
— Сколько волка не корми, столько дней он не ест!
— Сколько волка не корми, он всё равно подохнет!
— Сколько волка не корми, у ишака всё равно хрен толще!
Мы ржали, как дурные и демонстрировали народную мудрость: «Ничто так не выдает человека, как то, над чем он смеётся». На наше счастье сон у наших товарищей был богатырский, у душманов тоже. Нас никто не побеспокоил. В ночной, как говорится, тишине, зажженный под сковородкой аммонал засвечивал мне пламенем глаза, я не видел, что делается в сковородке, левой рукой держал её за ручку, правой забинтованной пытался перемешивать варево. Боли в травмированной кисти я не чувствовал, орудовал ложкой, как дирижер лопатой. В результате бинт на руке пропитался комбижиром, обмундирование моё покрылось варёной капустой, мешанина в сковородке перегрелась, задымилась и пустила отвратительную вонь. Пацан оценил мои старания:
— В твою честь могут назвать улицу! Жалко, люди всё равно не будут знать, кто ты.
Он сказал и принялся ржать, как в последний раз, я помогал ему изо всех сил. Ночь была темна и безветренна, а на высоте 2921 ярко горел аммонал, по окрестностям распространялась вонь от пригоревшего комбижира и дикий хохот. Спецназовец и горный стрелок устроили пикник на природе, жарили щи армейские с душманской мукой.
Кое-как приготовили и выжрали на двоих первую порцию. Пацан грустно подвёл итог:
— Поздно пить воду, когда она закончилась.
Мне показалось невозможным бросить его в таком состоянии, я затеялся готовить второе блюдо из тех же ингредиентов. Спецназовец дал оценку и этим действиям:
— Мужик это не тот, кто жарит мясо, а тот, кто может подготовить его к жарке.
После приготовления второй порции в стеклянной банке осталось капусты слоем на два пальца в толщину, но пацан сказал, что он больше не паровоз и не хочет торфа. Банка с остатками капусты осталась стоять на камне.
Через какое-то время нас сменили, мы заползли в СПС и отключили сознательность.
Поутру меня растрясли мои дорогие товарищи и выпихнули на пост. Спецназовцы к тому времени ушли на своё ответственное задание, а я остался один грустить на Третьей точке. Долго ли грустил, коротко ли, но в конце концов разглядел на скале открытую банку. В ней неожиданно обнаружил комбижир с капустой, слоем на два пальца, и толстых черных муравьёв — на три. Эти гады воспользовались моим беспомощным состоянием, пока я спал, и с особым цинизмом надругались над моим хавчиком. То, что хавчик был условно съедобный, это другой вопрос, это не их, как говорится, собачье дело. Их бесцеремонность вызвала у меня возмущенье. Хрен бы с ним, если бы стащили пару вонючих капустин и сволокли в свой хренов муравейник. Им бы до весны хватило, а нас бы не сильно обездолило. Но зачем загаживать всю банку? Еда поганая, но она наша, какая ни есть, но еда. А что мы будем делать после того, как она закончится? Так что, надо было экономить, но муравьи испортили остатки пищи. За это я решил покарать их суровою карой, засыпал банку под завязку песком, чтобы муравьи не разбежались, они через песок плохо бегают. Затем взял алюминиевый детонатор, который мне сапёр Сеня оставил от своих щедрот. Нацепил его на кусок ОШ (огнепроводного шнура). Обжал внутри своей головы зубами, засунувши детонатор себе в рот. Во время этого действия я умилялся собственной крутости и сожалел, что меня не видят мои одноклассницы. Созданную зажигательную трубку засунул внутрь банки сантиметров на десять, поджёг шнур от бычка, поставил банку на камень, отошел на несколько метров и расположился на зелёном ящике, как в зрительном зале. Пока шнур горел, я пыхтел окурком и гордился собственными сапёрскими способностями.
Детонатор, гад, долбанул в самый неподходящий момент и разнёс банку в клочья. Комбижир с песком и муравьями веером полетел в разные стороны. И в мою в том числе. Не успел я как следует испугаться, мне под левый глаз прилетел ком комбижира, перемешанного со подохшими в нём муравьями и издал противный звук:
— ШМЯК!!!
Хорошо, что без стекла, хорошо, что не в глаз!
От звуковой волны детонатора из СПСа выскочил Манчинский:
— Что, обстрел?!
— Не, Саня, всё нормально. — Я растёр рукавом комбижир с муравьями по чумазому лицу и успел подумать: — «Всё-таки, блин, хорошо, что одноклассницы меня не видят».
— Что у тебя с харей? — Саня спросонья никак не мог понять, что произошло.
— Я банку разбил… нечаянно. Испачкался немного. Иди спи, всё нормально, пикник закончился почти без потерь, не считая мелкого морального ущерба.