Пилигрим в море
Шрифт:
Но портрет возлюбленного был утрачен навсегда.
Они снова некоторое время лежали молча. Лежали рядом, не видя друг друга.
– А что было с ней потом?
– негромко спросил Товий.
–
– Нет, она давным-давно умерла. Умерла во время того самого паломничества, о котором я говорил.
– Так. А что это было за паломничество? Куда?
– В Святую землю.
– О... вот оно что.
– Да. Но она так туда и не добралась. Она умерла в тот самый миг, когда паломники увидели сушу; так я слышал.
– Так... она туда не добралась. К тому же еще и это...
– Нет.
Скрестив руки на груди, Товий глянул на пламенеющее звездное небо.
Она так туда и не добралась... Так и не добралась...
Он лежал, думая о самом возвышенном, самом святом, что только бывает в жизни. Что оно, вероятно, существует только как мечта, что оно, быть может, не выносит действительности, пробуждения. Но все же существует. Что существует совершенная любовь и Святая земля существует, только
Но море не все на свете, так быть не может. Должно существовать что-то и по ту сторону моря, должна существовать также некая страна по ту сторону огромного пустынного пространства и огромной бездны, равнодушной ко всему, страна, которой мы не можем достигнуть, но куда мы плывем несмотря ни на что.
И он подумал о том, как Джованни спрятал этот медальон, хранил его, никогда не расставался с ним, всегда носил на груди, несмотря на то что он пустой. А не будь он таким, в нем был бы заключен другой портрет. И все же он всегда носил его на груди. Так, как носила его всегда на груди она, у самого сердца.
Что же это за драгоценная вещь, вещь, которую всегда носят у самого сердца?
Хотя медальон был пуст.
Так лежал он и думал, скрестив руки на груди и устремив взгляд к сверкающим звездам. А судно меж тем незаметно скользило по бескрайнему морю, плыло куда-то вперед без всякой цели.