Пинхас Рутенберг. От террориста к сионисту. Том II: В Палестине (1919–1942)
Шрифт:
Ирония Ворсфольда была более чем оправданна и уместна: пасторальный эпитет «благосклонная» никак не подходил к судьбе Рутенберга в первые годы его пребывания в Палестине. Любой малейший успех приходилось оплачивать колоссальным физическим и моральным напряжением, не только пробиваясь сквозь козни врагов, но и обходя подножки «друзей» и постоянно занимаясь терапевтическим самовнушением мысли о том, что «нервов не существует» (фраза из его письма А. Беркенгейму от 30 сентября 1922 г., см. ниже).
Для того чтобы выбить у англичан право на электрическую концессию, Рутенберг приложил все имеющиеся в его распоряжении ресурсы дипломатической изобретательности, международных связей, воли и терпения, упорства и упрямства. Приехав в Лондон, где в то время находился Рутенберг, Б. Кацнельсон рапортовал 30 июня 1921 г. Комиссии Ahdut ha-avodaв Эрец-Исраэль:
Положение дел у П<инхаса Рутенберга> трудно предсказать. Сбываются наши скептические предположения
Спустя несколько дней, 2 июля, тот же Кацнельсон пишет об изменении дел к лучшему (письмо Д. Блох-Блюменфельду) – о начавшихся переговорах, связанных со строительством первой электростанции на Иордане (там же: 255). 5 июля он сообщает Комиссии Ahdut ha-avoda, что Рутенберг получил разрешение строить станцию на Ярконе (там же: 258).
В конце концов англичане проявили заинтересованность к проекту Рутенберга и даже дали на строительство первой электростанции в том месте, где Яркон впадает в Средиземное море (тогда это место располагалось вблизи Тель-Авива, ныне оно находится едва ли не в центральной части города), банковскую ссуду: помимо прочего, их привлекал еще тот немаловажный момент, что совместная работа должна была объединить еврейских и арабских рабочих и приостановить не прекращающиеся между двумя народами стычки на национальной и религиозной почве.
Еще до получения разрешения от английского правительства, по инициативе руководителей Ahdut ha-avoda –того же Кацнельсона и Бен-Гуриона, Рутенбергу было отпущено на нужды концессии 750 лир стерлингов: деньги эти отчислили из суммы, которую Ahdut ha-avodaполучила от Э. Дж. Ротшильда (Shapira 1981, I: 191). То же самое еще в марте 1921 г. сделал Keren ha-iesodjо чем говорилось выше в воспоминаниях Новомейского. Сумма, которая поступила из главного сионистского фонда, была неслыханная, если учитывать его тогдашнюю бедность, – 53 ООО фунтов стерлингов 8. Однако именно сионистская Экзекутива (Исполком Сионистской организации), и в первую очередь ее президент Вейцман, явились поначалу для Рутенберга главной помехой на пути, который открылся после разрешения англичан на приобретение концессии. Вопрос стоял о том, кто кому будет подчиняться. Обе стороны, отстаивая обоснованность собственных претензий, перешли некие приличествующие рамки.
Подробный разбор всех подробностей этого инцидента дан в книге Э. Шалтиэля (см. Shaltiel 1990,1: 115-19). Мы лишь кратко воспроизведем его основное содержание.
Отношения между Рутенбергом и Экзекутивой обострились зимой 1921-22 г. Властный Рутенберг решил вести себя независимо и без согласования с руководством Сионистской организации вступил в переговоры с Э. Ротшильдом, на которых определилась степень участия могущественнейшего еврейского благотворителя в проекте электрификации Палестины (в конечном счете оно выразилось в кругленькой сумме). Реакция сионистских вождей не заставила себя ждать, и на заседании в феврале 1922 г. Вейцман атаковал Рутенберга не столько по правилам боевой науки, сколько вне всяких правил. Так, вопреки всему тому, что говорилось им до сих пор, Вейцман заявил, что Рутенберг, как он выразился, «украсил себя чужими перьями», т. е. воспользовался не ему одному принадлежавшим успехом. В качестве наказания непослушного и строптивого инженера Вейцман предлагал вообще лишить его права представительства от лица концессии, поскольку он не имеет никакого другого интереса, кроме личного.
На том историческом заседании Вейцман вспомнил врученное Рутенбергу письмо от 28 октября 1920 г., в котором его податель наделялся полномочиями вести любые переговоры от лица Сионистской организации по поводу приобретения электрической концессии и, обычно европейски сдержанный и умеренный, на сей раз он разразился гневной речью. Оперируя протоколом этого заседания, Э. Шалтиэль дословно передает негодование сионистского президента, заявившего, что без его, Вейцмана, вмешательства ни двери Министерства колоний, ни двери Министерства иностранных дел перед Рутенбергом вообще не открылись бы, и только благодаря его, Вейцмана, участию английские чиновники выказали ему доброе расположение и дело завершилось успехом (Shaltiel 1990,1: 116).
Далее распалившийся глава Сионистской организации заявил, что принял решение не утверждать участия в рутенберговском проекте без тщательной проверки тех данных, на которые опирается его описание, и всячески отстаивал прерогативу Экзекутивы рассматривать себя как орган, за которым во всем этом деле остается последнее и решающее слово (там же: 117).
В основе этого спора-конфликта лежало то, что Рутенберг и Вейцман – каждый по-своему – видели и воспринимали будущую электрическую компанию с точки зрения политической иерархии и соответствующей ей административной субординации: то ли ее полного и безусловного подчинения Сионистской организации, то ли столь же полной и безусловной независимости. Как это зачастую бывает в сложных и спорных ситуациях противостояния интересов, правота обеих сторон имела свои объяснения и резоны. Вейцман был решительным противником того, чтобы в палестинском ишувеобразовалось независимое «княжество» в виде рутенберговской концессии, а Сионистская организация оказалась бы неким служебным органом при ней. Рутенберг же со своей стороны расценивал участие Сионистской организации в получении прав на концессию как самое минимальное и не видел причин – после достигнутой им победы – приглашать к праздничному столу на правах хозяев кого-либо еще. О том, что его точка зрения фактически не расходилась с реальным положением вещей, свидетельствует, в частности, письмо к нему самого Вейцмана от 13 октября 1921 г. В нем президент Сионистской организации, отмечая неординарность рутенберговских усилий и выговаривая победителю за индивидуализм и «собственнические инстинкты», а также настаивая на совместной радости от достигнутого результата, вместе с тем признавал свое маргинальное участие в этом проекте:
Дорогой Петр Моисеевич,
<…> Исаак Адольфович <Найдич> передавал мне, что Вы очень сердитесь на меня и остальных (кажется, слово «сердитесь» здесь слишком слабое) из-за того, что не писал Вам и пр., и пр. Признаю, что действительно – намеренно – не писал, потому что по существу не знаю, с одной стороны, как ответить на Ваши требования, а с другой, Вы всегда говорите другим (людям со стороны), что не хотите иметь дела с нами <Сионистской организациейх Письма эти передаются здесь из рук в руки, и о них говорят во враждебных нам кругах. Я ничего не знаю о Вашем проекте и намерениях, не видел даже разрешение на концессию и решил выждать, когда все до конца прояснится. <…> Я также мог бы многое сказать о <Вашем> отношении к Сионистской организации и ко мне, но я знаю, что не могу позволить себе роскоши выразить свое недовольство или гнев – я должен молчать!
Я надеюсь увидеть Вас и все полностью довыяснить. Однако Вы совершаете большую ошибку, если думаете, что ни я, ни кто-то другой не в состоянии оценить важности и масштаба Вашего предприятия и той преданности и любви, которые Вы при этом обнаруживаете, но ведь все мы проливаем нашу кровь…
С нетерпением ожидаю Вас увидеть.
С дружескими чувствами,
X. Вейцман (Weizmann 1977-79, X: 296).
На этом фоне – правда, без дипломатической ретуши и политеса – и проходило в феврале 1922 г. упомянутое заседание сионистской Экзекутивы. Рутенберг воспринял эти – «централизационные» – настроения как покушение на его единовластие. Реакция его была еще более яростной, чем негодование Вейцмана. 10 марта 1922 г. он отправил ему угрожающее письмо, в котором сказался весь воинственный рутенберговский нрав, пробуждавшийся с особой силой, когда кто-то пытался перейти ему дорогу (печатается по копии из RA):
Еду в Америку.
Уезжаю с чувством злобы и глубокого неуважения к вам. Ко всем.
Вы, экзекутива сионистской организации – самое больше не-счастие злополучного народа нашего.
Моя поездка в Америку для вас далеко не безразлична. По поводу нее вы несомненно много говорили, обсуждали, что-то решали и что-то сделали. А мне ни звука не сказали. У меня за спиной.
У Вас и у других имеются свои личные дела, личные интересы, жизнь. «Сионизм» для каждого из вас источник славы, честолюбия, самоуспокоения, «мицве» 9, что хотите. Но себя при этом вы не забываете.
Я отдал всего себя – для еврейского народа, для Палестины еврейской. Отдал без остатка. Каждый день, каждый час моей жизни и работы проходят на фоне рек крови и безграничного горя. В прошлом и настоящем. Проходят на фоне светлой большой жизни в будущем. Для строения которой имею высокую честь и большое счастье свои скромные силы, свою руку приложить. Никакого «вознаграждения» мне не надо. Кроме внутреннего интимного сознания успеха дела. Которого добьюсь. Несмотря на все ваши намеки; на сознательную злостность и бессознательную бездарность.
Не сомневаюсь, что вы что-то сделали, чтобы помешать мне в Америке. Но если мои подозрения верны – горе вам.
Не трогал и не трогаю вас публично, чтобы не разрушать иллюзии, не вносить опасного разлада, чтобы сохранить свои силы и энергию на более чистоплотное и полезное, чем борьба с вами.
Но если мои подозрения верны! Я сильнее вас, много сильнее.
К двойной игре не привык.
Берегитесь.
П. Рутенберг 10