Пионеры-герои (Очерки)
Шрифт:
* * *
Когда под огнем моряки-десантники подползли к приткнувшемуся к берегу катеру, Олег лежал на рукоятках пулемета. Густая кровь медленно капала с черной пряди волос на блестящие гильзы. На груди, там, где недавно билось сердце героя, моряки нашли в кармане исписанный детским почерком листок из тетради. Олег Ольховский торжественно клялся перёд Родиной сражаться с ее врагами до последней капли крови.
Х.Прибыль,
бывший командир спецотряда
"КУЗНЕЧИК"
С тех пор как фашисты захватили аэродром, одной из наших постоянных забот стало пополнение оружия и боеприпасов. Когда была воздушная связь с Москвой, мы, что называется,
А тут все пошло по-иному. Боеприпасы стали таять буквально на глазах.
В один из таких дней мы очень волновались. Должен был прибыть очередной "транспорт" с оружием и минами. "Транспорт" - это обычная крестьянская телега с худой, доживающей свой век лошадью, которую с трудом добыли на рынке. Нельзя же было Евдокии Павловне Лавицкой давать хорошую лошадь. Откуда ей, бедной женщине, иметь такую? А Заморыш - так звали лошадь никакого подозрения не вызывал: ведь такого коня можно легко выменять на барахло, и все тут.
На этот раз Евдокия Павловна привезла несколько противопехотных мин. В Бобруйске у нас была создана, как мы в шутку называли, "артель" по заготовке боеприпасов.
Рейс Евдокии Павловны прошел счастливо. Она навалила в телегу старых тряпок, а сверху лег Володя Кузнечик, закутанный в рваное одеяло. Дважды Лавицкую встречали немецкие патрули, и дважды она им говорила одно и то же: "Киндер кранк. Тиф". Солдаты не решались подойти к телеге.
Володя - единственный мальчишка в нашем отряде. Его настоящая фамилия Кулик, но с чьей-то легкой руки к нему пристало прозвище "Кузнечик". Живой, веселый, худенький, с красивыми синими глазами и непослушным льняным чубчиком, он появлялся на главной базе отряда то в одном, то в другом месте. Искать его было трудно. Пошлешь за ним на кухню, а он, глядишь, в ружейном парке или в какой-нибудь землянке.
В начале войны Володя потерял родителей. Отец погиб на фронте, мать умерла. Двенадцатилетний пионер Володя, оставшись без матери, с большими трудностями перебивался в родном Бобруйске, который вскоре заняли немцы. Хлопчик, не имея ни родных, ни жилища, стал беспризорным. Сам зарабатывал себе на жизнь.
Так Володя жил до августа 1943 года, пока его не встретила Дуся Рубин. Шла она однажды с корзинкой ягод по улице, как вдруг откуда-то подскочил к ней оборванный парнишка:
– Тетенька, давайте поднесу, до базара далеко.
– Я сама донесу, - ответила та.
– Дайте, - не отставал он. В голосе его слышались жалостливые нотки.
– Чего пристал? Может, украсть хочешь?
– Не-ет!
– протянул он.
– Заработать хочу... хлеба кусочек...
– На тебе кусок. Отстань только.
– Дуся остановилась и начала развязывать сверток, лежавший поверх ягод в корзинке.
– Нет, я бесплатно не беру, - ответил он.
Парнишка понравился Дусе. Она пришла с ним на базар и сказала:
– Ну вот, если хочешь заработать, то стереги корзинку, а я к бабушке схожу, навещу старушку, чтобы потом время зря не терять.
– Не боитесь?
– хитро прищурился парнишка.
– Чего же бояться, ты ведь сам сказал, что бесплатно тебе ничего не нужно?
– И Дуся ушла к партизанскому связному Турскому, довольная тем, что ей не нужно тащить по городу тяжелую корзинку.
Через час Дуся возвратилась. Парнишка был на месте. Так они познакомились и подружились. Полюбился тетке Дусе шустрый беспризорник, и она, приходя в Бобруйск, каждый раз приносила ему хлеба и сала. Володя целыми днями пропадал на базаре, ждал тетю Дусю. Он незаметно превратился в ее верного помощника: то на вокзал сбегает - узнать, что за эшелон прибыл, то - на какую улицу ушел немецкий патруль.
На аэродром начали каждый день прибывать транспортные самолеты. Нам нужно было срочно разведать, какой груз они доставляют.
В тот же день Дуся и рассказала нам о Володе Кулике.
– К нам бы его. Мальчик очень хороший. Согласился бы, - упрашивала она.
Мне до тех пор не доводилось встречать маленьких партизан. Но я знал, что они есть почти в каждом отряде, и много слышал о их просто-таки героических подвигах. Кое-кто из наших товарищей и раньше поговаривал: не послать ли Володю в разведку. Однако на подобные предложения я неизменно отвечал: "Нет!"
Но в тот день... Мы уже давно решили, что кому-нибудь из наших надо пробраться на немецкий аэродром. Количество и состав авиации, ее размещение и маскировка, система охраны - все это представляло большой интерес. После разговора с Дусей я подумал: "А что, если послать его? Попрошайке-беспризорнику не трудно увязаться за авиаторами и пройти вместе с ними к аэродрому..."
Подавив в себе тяжелое чувство, я сказал Дусе: "Посылай парнишку на аэродром и возвращайся вместе с ним на базу". Понятно, на территорию военного объекта пробраться нелегко, но важно побывать и возле него, для нас каждая мелочь важна. Крупица к крупице - и вот уже довольно полное представление об интересующем нас объекте.
Дуси не было четыре дня. На пятый день, к вечеру, она пришла с Володей. Я только глянул на него и сразу же понял, что задание выполнено. Глаза парнишки - озорные, горящие нетерпением поделиться пережитым, - рассказали обо всем без слов.
– Ну, докладывай, партизан, - поднял я Володю на руки и крепко, как родного сына, прижал к груди.
Слушать Володю без улыбки было нельзя.
– Я, дяденька... товарищ командир, потетидусиному сделал. Как она сказала, так все в точности, - торопился он, глотая окончания слов.
– У шлагбаума примостился, с немцем познакомился. Воды ему принес, за сигаретами сбегал. Он уже знал, что я к больной матери в деревню пробираюсь, но по лесу один идти боюсь. Немец смеется. "Партызан, паф-паф", а я говорю: "Волков в этом году много появилось". Не скупой немец попался, яблоком угостил. Когда грузовики мимо проходили, я просился подвезти. Но не брали, черти. А потом на один взяли. Я немцам, здесь же, в кузове, по-цыгански сплясал, песни наши пел, а петом про их танки начал рассказывать: "Во-о, - говорю, - какие, страшные", - руками развел, закричал и под лавку сунулся. Они смеются, хлопают меня по плечу. "Гут-гут", - говорят.
Володя так живо передавал эту сцену, что мы смеялись чуть не до слез. А он продолжал:
– Вижу я, аэродром показался. Думаю, слезать нужно, пока не поздно. А потом решил: "Была не была, пусть везут до тех пор, пока сами не выбросят". Я снова в пляс пустился. Смотрю, уже и аэродромный шлагбаум рядом. А вдали, у дома, три больших самолета стоят. И только тут немцы спохватились, что далеко меня завезли. Из будки вышел долговязый офицер, увидел меня и давай кричать, ругаться. Я спрыгнул с машины, он схватил меня за шиворот и дал тумака. Я заплакал, побежал, а сам по сторонам посматриваю. Меня обогнали два грузовика. Под брезентом на задней машине увидел стол. И три женщины в военной форме сидят. Вот и все, больше ничего я не видел. На аэродром так и не удалось пробраться, - тихо сказал Володя и умолк.