Пир стервятников
Шрифт:
— Совершенно с вами согласна. Маргери, разумеется, вправе требовать, чтобы ее вина или невиновность была доказана испытанием. Если так, то ее защитником должен быть один из семерых рыцарей Томмена.
— Рыцари Королевской Гвардии выступали защитниками особ королевского дома со времен Эйегона Завоевателя. Корона и вера в этом едины.
Серсея закрыла лицо руками, словно в приступе горя. Когда она отняла их, в уголке ее глаза блестела слеза.
— Это поистине грустные времена, но я рада, что мы с вами во многом пришли к согласию. Томмен был бы вам благодарен, я знаю. Действуя сообща, мы
— Да. Узнаем.
— Мне пора возвращаться в замок. С вашего разрешения, я заберу с собой сира Осни Кеттлблэка. Малый совет захочет его допросить и выслушать обвинение из его собственных уст.
— Нет.
На Серсею точно холодной водой плеснули. Она моргнула, и ее уверенность на миг дрогнула.
— Обещаю, что сир Осни будет содержаться со всей надежностью.
— Он и здесь надежно содержится. Пойдемте я покажу вам.
От малахитовых и ониксовых взоров Семерых по Серсее пробежала холодная дрожь. Напомнив себе, что она королева и дочь лорда Тайвина, она неохотно последовала за наместником богов на земле.
Верховный септон отпер тяжелую железную дверь и снял со стены факел.
— После вас, ваше величество.
Внутри на железных цепях к потолку был подвешен голый Осни Кеттлблэк. Его подвергли бичеванию, ободрав спину и плечи до мяса. На ногах и ягодицах тоже густо лежали рубцы.
Серсея, не в силах смотреть на него, обернулась к верховному септону.
— Что вы с ним сделали?!
— Мы должны были узнать правду.
— Но он и так сказал вам всю правду. Он пришел к вам по доброй воле, чтобы исповедаться!
— Я выслушал много исповедей, ваше величество, но редко слышал, чтобы грехи доставляли так много удовольствия кающемуся.
— Вы били его кнутом!
— Без боли нет покаяния. Я сказал сиру Осни, что человек не должен щадить свою плоть. Я никогда не чувствовал себя таким близким к богу, когда бичевали меня самого, хотя самые тяжкие мои грехи не идут ни в какое сравнение с тем, что совершил он.
— Н-но вы проповедуете материнское милосердие…
— Это блаженство сир Осни вкусит в будущей жизни. Грех прощается, но преступление должно быть наказано, учит нас Семиконечная Звезда. Осни Кеттлблэк повинен в убийстве и государственной измене, а это карается смертью.
— Вера не вправе приговорить человека к смерти, какими бы ни были его преступления.
— Какими бы ни были его преступления, — медленно, словно взвешивая каждое слово, повторил верховный септон. — Странное дело, ваше величество, но под бичом его преступления приняли совсем другое обличье. Теперь он хочет уверить нас, что никогда не трогал Маргери Тирелл. Не так ли, сир Осни?
Осни Кеттлблэк открыл глаза. Увидев перед собой Серсею, он провел языком по распухшим губам.
— Стена. Ты обещала мне Стену.
— Он не в своем уме, — сказала она. — Вы лишили его рассудка.
— Сир Осни, — твердым, ясным голосом произнес наместник богов, — имели ли вы плотские сношения с королевой?
— Имел. — Осни шевельнулся в своих оковах. — Вот она, королева, с которой я спал. Она же послала меня убить старого верховного септона. У него-то охраны не было никакой. Я просто вошел к нему и удушил его, спящего, подушкой.
Серсея повернулась и бросилась бежать.
Верховный септон попытался схватить ее, но где же старому воробью тягаться с львицей. Она оттолкнула его, с грохотом захлопнула за собой железную дверь. Кеттлблэки, вот кто ей нужен. Она пошлет сюда Осфрида с золотыми плащами и Осмунда с королевскими рыцарями. Осни, когда его освободят, от всего отречется, и она избавится от этого верховного септона, как избавилась от его предшественника. Четыре септы, загородив ей дорогу, вцепились в нее морщинистыми руками. Сбив с ног одну и расцарапав лицо другой, она бросилась к лестнице. На полпути вверх она вспомнила о Таэне Мерривезер и остановилась, тяжело переводя дух. Да помогут мне Семеро. Таэна все знает. Если они и ее вздернут на дыбу…
Наверху ее ждали септы и Молчаливые Сестры, моложе тех четырех старух.
— Я королева! — вскричала она, отступая. — Вы все будете обезглавлены. Дайте пройти. — Но они не дали. Серсея метнулась к алтарю Матери, но они схватили ее и поволокли, отбивающуюся, в башню. В камере септа Сколерия раздела королеву, которую держали три других, догола. Еще одна септа швырнула Серсее грубую холщовую рубаху. — Я Ланнистер! — кричала пленница. — Мой брат убьет вас! Вспорет вам животы! Отпустите! Я королева!
— Пусть королева помолится, — сказала Сколерия, и они вышли, оставив ее, нагую, в темной холодной келье.
Ничего. Она не кроткая Маргери Тирелл, чтобы надеть на себя этот мешок и смириться. Она покажет им, что значит посадить львицу в клетку. Рубаху она изодрала в клочья, миску с водой разбила о стену, с судном проделала то же самое и принялась колотить кулаками в дверь. Внизу, на площади, ждет ее стража — десять ланнистерских гвардейцев и сир Борос Блаунт. Они освободят ее, и его воробейство отправится с ними в Красный Замок, избитый и закованный в цепи.
Она стучала, кричала и визжала, пока не охрипла, — сперва у двери, потом у окна. Никто не отозвался, никто не пришел ей на помощь. В келье становилось темно, холод усиливался. Не могут же они бросить свою королеву вот так, даже без огня в очаге! Она начинала жалеть, что расправилась с этой злосчастной рубахой. Совсем измучившись, она укрылась тонким колючим шерстяным одеялом и вскоре уснула.
Проснулась она, как ей показалось, всего миг спустя. Кто-то тряс ее за плечо. Огромная безобразная женщина стояла рядом с ней на коленях, держа в руке свечку.
— Кто ты? — спросила королева. — Ты пришла выпустить меня на свободу?
— Я септа Юнелла и пришла, чтобы выслушать вашу исповедь. Покайтесь в ваших грехах, в убийствах и блуде.
Серсея отшвырнула прочь ее руку.
— Я с тебя голову сниму. Не смей прикасаться ко мне. Убирайся.
— Я вернусь через час, ваше величество, — поднявшись, сказала женщина. — Может быть, тогда вы будете готовы для исповеди.
Она пришла через час, и еще через час, и еще. Это была самая длинная ночь на памяти Серсеи Ланнистер, не считая свадебной ночи Джоффри. Она так охрипла от крика, что больно было глотать. В келье стоял леденящий холод. Судно она разбила и присела помочиться в углу. Стоило ей сомкнуть глаза, приходила Юнелла, трясла ее и спрашивала, готова ли она исповедаться.