Пир стервятников
Шрифт:
Дома она помогла сыновьям Бруско разгрузить лодку. Бруско с дочерьми тем временем раскладывали товар по трем тачкам на подстилках из водорослей.
— Вернетесь, когда продадите все, — сказал девочкам Бруско, как каждое утро, и они отправились. Брея покатила тачку к Пурпурной гавани, где стояли браавосские корабли, Талея, как всегда, собиралась торговать у Лунного Пруда и на Острове Богов, Кет девять из десяти дней посвящала Мусорной Заводи.
В Пурпурной гавани, между Затопленным Городом и Морским Дворцом, разрешалось швартоваться только браавосийцам; мореходам из других Вольных Городов и прочих краев приходилось довольствоваться более бедной и грязной Мусорной Заводью. Шуму здесь тоже было куда больше: моряки и купцы из полусотни стран толпились на причалах вперемежку с теми, кто
Иногда сюда заходили и вестеросские суда — карраки из Староместа, торговые галеи из Синего Дола, Королевской Гавани, Чаячьего города, пузатые винные баркасы из Бора. Кет знала, как ее моллюски называются по-браавосски, но в Мусорной Заводи выкликала их на языке причалов и портовых таверн, где слова из дюжины других языков подкреплялись жестами, большей частью ругательными, — они-то и доставляли ей наибольшее удовольствие. Тем, кто к ней приставал, она показывала кукиш, обзывала их ослиным хреном или верблюжьей какашкой. «Верблюдов я, правда, ни разу не видела, — говорила она, — но их дерьмо сразу чую».
Изредка на нее кто-нибудь злился за это, но для таких случаев у Кет имелся карманный ножик. Она не забывала его точить и умела им пользоваться. Этому ее научил в «Счастливом порту» Красный Рогго, дожидаясь, когда Ланна освободится. Он показал ей, как прятать нож в рукаве, как вытряхивать, когда он ей понадобится, как незаметно срезать кошелек — чтобы успеть потратить монеты, пока хозяин их не хватился. Добрый человек согласился, что это тоже полезно знать, особенно ночью, когда брави и воры бродят по улицам. В гавани у Кет завелось много друзей — грузчики, скоморохи, канатчики, швецы парусов, содержатели таверн, пивовары, пекари, нищие, шлюхи. Они покупали у нее ракушки, рассказывали ей правдивые истории о городе Браавосе и выдуманные — про свою жизнь, смеялись над ее браавосским выговором. Кет, ничуть не обижаясь, показывала им кукиш и обзывала их верблюжьими какашками, а они покатывались со смеху. Гилоро Дотаре пел ей непристойные песенки, его брат Гилено открыл секрет, где лучше всего ловятся угри. Лицедеи из «Корабля» показывали, как надо становиться в позу, и учили ее монологам из «Ройнской песни», «Двух жен Завоевателя» и «Распутной купчихи». Перышко, маленький человек с грустными глазами, сочинявший все фривольные комедии для «Корабля», предлагал научить ее целоваться, но Тагганаро хлопнул его треской по мордасам, на том все и кончилось. Коссомо-Фокусник мог проглотить мышь, а потом вытащить ее из уха — это волшебство, говорил он. «Враки, — сказала Кет. — Она все время была у тебя в рукаве. Я видела, как она копошится».
— Устрицы, мидии, крабы, — выкрикивала она, и эти волшебные слова, как и полагается, открывали ей доступ почти повсюду. Она поднималась на палубу кораблей из Лисса, Староместа, Порт-Иббена, продавала свой товар часовым у башен городской знати. Однажды она пристроилась прямо на ступенях Дворца Истины, а когда другой торговец попытался ее прогнать, она перевернула его тележку и раскидала ракушки по булыжнику. У нее покупали таможенники и разносчики из Затопленного Города, где над зеленой лагуной видны купола и башни. Раз, когда Брее нездоровилось из-за лунных дней, Кет пошла вместо нее в Пурпурную гавань и продала креветок и крабов гребцам с прогулочной барки Морского Начальника, чьи борта от носа до кормы разукрашены смеющимися лицами. Иногда она поднималась вдоль водовода до Лунного Пруда, где ее покупателями были брави в полосатых шелках и тюремщики в тусклых кафтанах. Но постоянным ее местом оставалась Мусорная Заводь.
— Устрицы, мидии, крабы, — кричала она, везя тачку мимо причалов. — Креветки и ракушки. — За ней, привлеченная
Два корабля, стоявшие здесь вчера, ушли, но вместо них прибыло сразу пять новых: маленькая каррака «Резвая обезьяна», огромный иббенийский китобой, разящий дегтем, кровью и рыбьим жиром, два потрепанных баркаса из Пентоса и стройная зеленая галея из Старого Волантиса. У каждых сходней она останавливалась и предлагала свой товар — раз на гаванском языке, раз на общем наречии Вестероса. Матрос с китобоя обругал ее так громко, что все кошки прыснули кто куда, пентошийский гребец спросил, сколько она хочет за устричку у себя между ног, но с другими ей повезло больше. Помощник на зеленой галее слопал сразу полдюжины устриц и рассказал, что капитана убили лиссенийские пираты, пытавшиеся взять их на абордаж у Ступеней.
— Это был мерзавец Саан со «Старухиным сыном» и большой «Валирийкой». Насилу ушли.
«Резвая обезьяна» пришла из Чаячьего города, и команда была рада поговорить на общем. Один спросил, почему это девочка из Королевской Гавани продает моллюсков в гавани Браавоса, и Кет рассказала свою придуманную историю.
— Мы простоим здесь четыре дня и четыре долгие ночи, — сказал другой. — Где бы нам поразвлечься?
— В «Корабле» дают «Семь пьяных гребцов», — сообщила Кет, — в «Пятнистом погребке», что у ворот Затопленного Города, устраивают бои угрей. Можно еще пойти ночью к Лунному Пруду, там брави на дуэлях дерутся.
— Это все хорошо, — вмешался третий, — но Уот насчет женщин спрашивал.
— Девушки лучше всего в «Счастливом порту» — он вон там, где причален «Корабль скоморохов». — В гавани девки опасные — кто знает, на какую нарвешься. Хуже всех Сфрона. Говорят, она ограбила и убила добрый десяток мужчин, а тела их спустила в каналы, угрям на корм. Пьяная Дочка хороша только когда трезвая. А Джейна-Язва на самом деле мужчина. — Спросите там Мерри. Имя ее Мералин, но все зовут ее Мерри. — Мерри всегда брала у Кет дюжину устриц и девушек своих угощала. Сердце у нее доброе, с этим все согласны. И самые большие титьки во всем Браавосе, как она сама хвастается.
Девушки у нее тоже хорошие. Стыдливая Бетани, Морячка, одноглазая Уна, предсказывающая судьбу по одной капле крови, хорошенькая малышка Ланна, даже Ассадора, усатая иббенийка. Они, может, и не красотки, но к Кет всегда были добры.
— В «Счастливый порт» все грузчики ходят, — заверила Кет моряков из Вестероса. — Мерри говорит: «Эти ребята разгружают суда, а мои девушки — парней, которые на судах ходят».
— А те, особенные, про которых в песнях поется? — спросил самый младший из обезьяньей команды, лет шестнадцати, рыжий и конопатый. — Они правда такие красивые? Где бы такую взять?
Остальные расхохотались.
— Семь преисподних, парень, — сказал кто-то, — такую куртизанку может позволить себе разве что капитан, да и то если продаст корабль к бесовой матери. Эти красотки для лордов, не для нас с тобой.
Моряк говорил правду. Браавосские куртизанки славятся по всему свету. Певцы сочиняют про них песни, золотых дел мастера осыпают их подарками, все ремесленники из кожи вон лезут, чтобы заполучить их в клиентки, торговые магнаты платят целые состояния, чтобы пойти с ними на пир, на бал или на представление, брави из-за них убивают друг друга. Кет видела иногда, как они проплывают по каналам со своими любовниками. У каждой из них своя барка, свои гребцы. У Поэтессы всегда книга в руке, Лунная Тень носит только белое и серебристое, Сардинья Королева шагу не ступит без своих русалок, четырех молоденьких девушек — они носят ее шлейф и причесывают ее. Все куртизанки одна другой красивее. Даже Дама под Вуалью, хотя ее лицо видят только те, кого она берет в любовники.