Пират
Шрифт:
Купив смолу и паклю, я надеялся подготовить корабль к отплытию до субботы, но потом вспомнил о том, что надо еще поставить на место пушки, и понял, что нам не успеть. Было бы здорово найти какой-нибудь способ отсрочить аукцион. Я обдумывал разные варианты, но все мои идеи казались дурацкими даже мне самому.
Все наши люди уже обзавелись мушкетами, и мы располагали изрядным количеством испанских абордажных сабель. Когда в субботу утром мы вернулись в город, на поясе у меня висела шпага испанского капитана — длинная, с узорчатой серебряной рукоятью, — а на ногах красовались его сапоги. С двумя парами носков и стелькой, вырезанной из куска толстого войлока, они пришлись мне впору. (Впоследствии я прицеплял к поясу шпагу и надевал сапоги почти всякий раз, когда мне требовалось произвести на людей впечатление.)
— Крисофоро, дорогой, ты только взгляни на это.
Новия показывала мне подарочную шкатулку, которую мы перевезли на берег вместе с прочими вещами из капитанской каюты. Там находились два маленьких медных пистоля, для правой и для левой руки. А также медные пороховницы, пули и все такое прочее. Я сам нашел шкатулку сразу после захвата корабля, но не обратил на нее особого внимания. У меня было два отличных железных пистоля — больших длинноствольных пистоля, действительно привлекающих внимание.
— Можно мне взять их, Крисофоро? Мне они нужны больше, чем тебе.
Я сказал «конечно» и показал, как они заряжаются. Потом я увел Новию на полмили от берега и дал ей выстрелить пару раз из каждого пистоля. Вероятно, из них стреляли впервые — они казались совсем новыми. Я проверил курковые кремни, и они находились в превосходном состоянии.
Пистоли были снабжены поясным крючком, и Новия прицепила их к поясу, когда мы отправились в город на аукцион. Я тоже взял пистоли, но у меня они висели в петлях парусиновых ремней, перекинутых через плечи. Все до единого мужчины в баркасе были вооружены мушкетами и абордажными саблями. В прошлый раз я оставил всю гребную команду в лодке, строго-настрого наказав никуда не уходить. Теперь я поступил иначе: приказал старшине-рулевому сторожить баркас, а всех прочих повел на городскую площадь. Мы промаршировали через маленький городок, точно армия, и ставни домов со стуком закрывались и запирались при нашем приближении. Когда мы добрались до площади, аукцион еще не начался, и я получил время построить своих людей и еще раз повторить приказы.
Это был далеко не Порт-Рояль. На аукционе продавались всего пять рабов — трое мужчин, одна женщина и Азука. Я подошел к аукционисту и велел выставить на торги Азуку первой. Он подчинился и объявил минимальную цену: одна гинея.
— Одна гинея! — крикнул я и выхватил пистоли.
В наступившей тишине я услышал лязг взводимых мушкетных курков. Других предложений цены не последовало.
Далее мне надлежало заплатить Вандерхорсту и получить письменное свидетельство, что я являюсь новым владельцем Азуки. Я признался, что у меня нет гинеи, и дал ему золотой испанский дублон. Вандерхорсту это не понравилось, но я напомнил, что он недавно выгадал от торговой сделки со мной, и пообещал купить у него что-нибудь во время следующего нашего визита на остров Толстой Пресвятой Девы.
Он продолжал упираться, и тогда я сказал:
— Подписывай бумагу. Живо. Таким образом ты предотвратишь кровопролитие.
Я говорил по-французски, но Азука перевела мои слова и выразительно чиркнула пальцем по горлу. Тогда Вандерхорст подписал бумагу.
Я взял у него ручку и по-французски написал внизу листа, что по праву нового владельца даю Азуке свободу. Я поставил подпись и прочитал это девушке.
— Я свободна?
— Конечно, — сказал я и вручил ей бумагу.
— Но куда мне податься, капитан? Что мне делать?
— Ты свободная женщина. Можешь делать, что хочешь, и идти, куда хочешь.
— Тогда я пойду с тобой, — сказала Азука и взяла меня за руку.
— Эстрелита, не надо! — выкрикнул я, поскольку она вытащила из-за пояса один из маленьких медных пистолей.
Вряд ли мой крик остановил бы ее, но я успел выхватить у нее пистоль.
— И что ты теперь собираешься делать? — завопила она. — Выпороть меня?
Я поцеловал Новию и долго не отрывался от ее губ.
Вскоре мы двинулись обратно к баркасу. Я собрал всех парней и объяснил, что Азука была в моей прежней команде и теперь входит в нашу команду. Любые отношения, в которые она добровольно вступает с одним из них, не касаются никого, кроме них двоих. Я удостоверился, что все меня хорошо поняли, а потом добавил, что, если кто-нибудь изнасилует Азуку, все остальные горько, очень горько пожалеют об этом.
— Мы одна семья, — сказал я, — Береговое братство.
Все выразили согласие кивками и одобрительными возгласами.
— Мы братья, а я капо, глава семейства. Звание обязывает меня следить за тем, чтобы мои братья обращались друг с другом, как подобает братьям, чтобы никто никого не обманывал и не притеснял. Я намерен выполнять свои обязанности и советую всем вам помнить об этом. Речь идет не только о защите присутствующей здесь Азуки, но о защите каждого человека на борту нашего корабля.
Никаких возражений не последовало, но Гриз поинтересовался, чем она будет заниматься.
— Она будет работать с Эстрелитой, — сказал я. — Иными словами, они двое будут делать все, что я велю: сражаться, стряпать, шить паруса, ухаживать за ранеными. Все, что я велю.
Симоно сказал, что женщины не умеют сражаться, и оба маленьких медных пистоля нацелились на него гораздо быстрее, чем недавно один из них нацелился на меня.
— Отставить! — гаркнул я. — Только беспредела нам тут не хватало. Как только начнется беспредел, нам крышка. Вы знаете, как я дрался с Янси. Если вы двое хотите драться по правилам, мы найдем вам пустынный островок — в округе таких добрая сотня.
После этих моих слов Симоно пробормотал, что не дерется с женщинами, и отвернулся — на том дело и кончилось.
Как ни странно, две женщины подружились, но они всегда ревновали друг к другу. У мужчин тоже так бывает. Я знаю. Да, они дружат, но между ними существует известное соперничество. Думаю, Азука сожительствовала с несколькими нашими парнями, и я точно знаю, что у нее была связь с Жарденом, весьма привлекательным малым. Я также знаю, что Новия спала только со мной одним.
Во всяком случае, я так думаю.