Пираты фюрера
Шрифт:
Сначала я подумал, что меня во сне преследуют кошмары из недавнего прошлого, когда девять дней назад я слышал точно такой же крик сигнальщиков на «Атлантисе». Сбросив сон, я выбежал на палубу. Уже невооруженным глазом был виден трехтрубный английский крейсер (позднее выяснилось, что это был «Дорсетшир»), который, подняв по носу большой бурун, с триумфальной воинственностью шел прямо на нас.
Во всем его облике чувствовался охотник, загнавший, наконец, лису к краю пропасти. Раздалась команда: «Отдать топливный шланг!» Мы начали поворот, подставляя противнику корму. Подводная лодка, отделившись от «Пифона», нырнула под воду с быстротой дельфина. «Полный вперед! Максимально полный!» «Пифон» завибрировал и задрожал от небывалого режима работы машин, дав 14 узлов — столько же, сколько он показал на ходовых испытаниях в своей далекой юности.
Я поднялся на мостик, где находились капитан «Пифона» и Рогге. В подобных случаях всегда на что–то надеешься, хотя головой понимаешь, что надеяться уже не на что. А все–таки? Вдруг наш противник совершит какую–то невероятную глупость?.. Или у него произойдет взрыв погребов?.. Или котлов?.. Или случится еще какое–нибудь чудо?..
Мы еле выжимали 14 узлов, наш противник с легкостью давал 28. В таком «уравнении» поле для оптимизма было весьма ограниченным. Можно сказать, что его не было вообще. Существовало только соотношение между пространством и временем, т. е. временем, которое необходимо противнику, чтобы приблизиться и отправить нас на дно.
Вообще, при встрече с боевым кораблем противника команда судна снабжения, если не существует возможности уйти, должна, согласно инструкции, перейти в шлюпки, а само судно затопить, чтобы оно не попало в руки противника. В нашем конкретном случае еще существовала слабая надежда навести крейсер противника на подводную лодку, у которой мог появиться шанс выйти в атаку.
Погоня за нами продолжалась уже примерно полчаса. Затем первый 8–дюймовый снаряд с «Дорсетшира», завывая, как сирена воздушной тревоги, рванул в воде почти у самого нашего борта, давая понять, что время моего безмятежного отдыха закончилось. Второй снаряд упал с противоположного борта «Пифона», подняв огромный фонтан воды.
Тут я заметил, что у штурвала парохода никого нет. Матроса–рулевого, стоявшего на штурвале всего минуту назад, как ветром сдуло. Я подскочил к штурвалу и резко положил его на борт. Кажется, я перестарался, потому что пароход, еще сохранявший высокую скорость хода, опасно накренился. Впрочем, моей ошибки никто не заметил, поскольку на «Пифоне» царил уже полный хаос — не от трусости, а от бессмысленности любых действий для своего спасения.
Военный экипаж до последней минуты скован дисциплиной, чего о гражданских моряках никак сказать нельзя. На «Пифоне» среди бесчисленных предметов снабжения, предназначенных для подводных лодок, имелось много кожаных регланов. Помня, как я замерзал ночами в шлюпке, я взял один из них. Другие хотели сделать то же самое, но пожилой баталер отказал им, заявив, что выдаст регланы только по оформленному требованию, подписанному капитаном судна. Так и не выдал. Регланы, естественно, утонули вместе с «Пифоном».
Томительно шли минуты, шлюпки медленно заполнялись. Когда они были заполнены уже на три четверти, какой–то идиот из команды «Пифона» открыл клапаны дымовой завесы. Это вызвало шквал ругательств — дымовая завеса могла спровоцировать англичан на возобновление огня. А в данных условиях взорвавшийся у борта снаряд мог разбить шлюпки и поубивать всех нас.
Я весь напрягся, ожидая услышать вой снарядов. К счастью, этого не случилось. «Дорсетшир», описывая на большой скорости противолодочные «восьмерки», благосклонно решил, что мы получили достаточно.
Мы, со своей стороны, были очень признательны англичанам, как только могут быть признательны люди, спасшиеся от верной смерти. Видимо, «Дорсетшир» не жаждал кровавой мясорубки. Он хотел только потопить «Пифон».
Я наблюдал за гибелью «Пифона», находясь в гораздо более комфортабельной обстановке, чем та, в которой мне довелось наблюдать за гибелью «Атлантиса». Я даже сфотографировал его гибель с нашего норвежского баркаса, помянув мудрость того старшины, который сказал: «Эти «лоханки» еще как могут нам и вам пригодиться!»
Вскоре после того, как «Дорсетшир» исчез за горизонтом, наша старая подружка — подводная лодка — всплыла на поверхность. Все произошло так же, как и 22 ноября. Мы собрались у ее борта. Командир лодки рассказал, что он пытался атаковать крейсер, но у него ничего не получилось. «Он меня обдурил,— признался подводник. — Никак не мог предугадать его следующий маневр».
Затем всплыла и подошла к нам еще одна подводная лодка. Ее командиру повезло еще меньше. У него оказались разряженными торпедные аппараты. Если бы не это обстоятельство, уверял он, он бы точно всадил торпеду во вражеский крейсер. Оба командира выглядели весьма уныло, и надо признаться, что и наш боевой дух был далеко не на высоте.
Две операции по дозаправке подводных лодок в течение одной недели закончились одинаково — гибелью заправщиков: «Атлантиса» и «Пифона».
Мы пытались прямо на этом импровизированном совещании проанализировать причины наших неудач, вообразив, что мы находимся на какой–нибудь штабной конференции в Киле. Крик сигнальщика, стоявшего на рубке подводной лодки, вернул нас в реальность:
«Самолет противника! Самолет противника!»
После ухода «Дорсетшира» мы стали очень беспечными, а на английском крейсере, видимо, решили еще раз взглянуть на то, чем мы, собственно, занимаемся, покинув «Пифон». Подводные лодки предприняли срочное погружение, а наши баркасы заплясали и закружились в образовавшихся на месте их погружения водоворотах. Через несколько секунд английский самолет уже летел прямо над нашими шлюпками. Я инстинктивно пригнулся, ожидая, что сейчас на место погружения лодок посыплются глубинные бомбы, которые нас всех поубивают. Гидросамолет, летя в нескольких метрах над водой, оглушил нас шумом своего двигателя, но бомб не сбросил, а, сделав широкий круг, направился обратно к своему крейсеру. В благодарность мы помахали ему вслед руками.
Прошло много времени, прежде чем наши подводные друзья снова появились на поверхности. До этого они тщательно осмотрели небо в перископы, чтобы убедиться, что при всплытии их не ждут неприятные сюрпризы.
Неприятные сюрпризы ждали командование в Берлине, когда командиры лодок доложили обстановку. Лодок было уже не две, а четыре. Еще две всплыли около нас. Топлива у них было в обрез, и они, как две предыдущие, шли на рандеву с «Пифоном», чтобы дозаправиться, и были потрясены известием о том, что «Пифон» потоплен. На лодках кончалось топливо, торпеды и продовольствие.
Таким образом, операция против судоходства противника в южной Атлантике должна была закончиться, не успев начаться. Как удалось противнику так быстро и точно выйти на «Атлантис» и «Пифон» на просторах океана? Произошло ли это из–за утечки информации из штаба военно–морской группы «Запад» или у англичан имелись какие–то свои, неведомые нам разведывательные источники — нам это было неизвестно. Но операция была сорвана, и это в большой мере решило нашу судьбу.
Подводным лодкам было приказано возвращаться в базу, приняв на борт всех спасенных с «Атлантиса» и «Пифона», т. е. примерно по сто человек на каждую маленькую подводную лодку. Предстояло уникальное подводное плавание. Мы перебрались на подводные лодки, которые пулеметным огнем уничтожили наши баркасы и шлюпки. Итак, корабли были сожжены!