Пираты, корсары, флибустьеры
Шрифт:
– Корабль и барки станут под прикрытием мыса Бланке, люди пересядут в шлюпки и пироги. Дальше пойдем скрытно на веслах. Через шесть суток дежурные экипажи подведут корабль и барки к месту нашей высадки на материк.
Экспедиция без всяких осложнений выгрузилась на сушу, и проводник-индеец повел их через поросшую сельвой холмистую гряду вглубь провинции. Стояла удушающая жара. Неожиданно начинался тропический ливень, одежда промокала насквозь, но час спустя высыхала, вставала колом и покрывалась пылью. 8 апреля флибустьеры дружно ахнули от восхищения: впереди в окружении гор, величественное, словно море, расстилалось озеро Никарагуа. Посреди его скользили курсом зюйд два красивых судна под
9 апреля отряд вышел к крупной сахарной плантации всего в четырех лье от Гранады. «Кавалер Сантьяго, владелец ее, ускользнул от нас и ускакал поднимать тревогу». Впрочем, военные власти Гранады, по их собственному признанию, вот уже три месяца были в полной боевой готовности.
Центральная площадь города, называвшаяся, по обычаю, Оружейной, после вторжения Моргана была обнесена стеной и превращена в мощный узел обороны. Четырнадцать пушек и шесть стрелявших каменными ядрами мортир защищали его; внутри могли поместиться шесть тысяч солдат. В тот день, правда, там находилось всего от тысячи до полутора тысяч защитников. Шесть кавалерийских рот, рассредоточенные вблизи города, должны были ударить во фланги и тыл противника, когда он втянется в бой.
Франко-английский экспедиционный корпус атаковал город не ночью при свете луны, как моргановский отряд за двадцать два года до этого, а средь бела дня, в два часа пополудни. Командир гранадского гарнизона знал о приближении врага по меньшей мере за сутки. Но ему хватило и трех часов, чтобы проявить свою полную неспособность к ведению боя и показать деморализованность вверенных ему войск. Еще до наступления сумерек флибустьеры, у которых не было ни одного орудия, завладели Оружейной площадью и держали под прицелом весь город. Потери их исчислялись четырьмя убитыми и восьмью тяжелоранеными. Сражались они не только храбро и решительно, но и с большим тактическим умением, особенно хорошо используя такое оружие, как гранаты (небольшие глиняные горшки, начиненные порохом). Разница с современными гранатами заключалась в том, что тогда приходилось сначала поджигать торчавший из горшка фитиль и лишь потом бросать.
Нападавшим было нечего терять, наоборот, они многое выигрывали от успеха дела. Испанцы же не стремились выказывать храбрость, поскольку у них все было предусмотрено, в том числе и поражение: полтора миллиона пиастров (потенциальный выкуп за город) было замуровано в стене губернаторской резиденции. Стоило ли в таких обстоятельствах рисковать собственной жизнью?
Флибустьеры, естественно, не знали этой подробности. Они лишь выяснили, что два парусника, замеченные на озере по дороге к городу, увезли в трюмах самые драгоценные сокровища Гранады. Гнаться за этими судами на пирогах? Об этом не могло быть и речи, если учесть коварный нрав озера, а захваченные в порту баркасы были не очень надежны. Нет, оставалась испытанная не раз классическая угроза: «Платите выкуп, иначе сожжем все!» Вот тут гражданские власти испанцев проявили куда больше умения, нежели их солдаты во время штурма города.
– У нас ничего не осталось. Все было вывезено, – твердили они.
Во времена Моргана и Олоне подобные речи дорого обошлись бы знатным горожанам: тогдашние пираты были большими специалистами по развязыванию языков. Несколько часов слышались бы душераздирающие вопли жертв, а потом золото, словно по волшебству, появилось бы из земли и из тайников в стенах. Возможно, это были бы не все сокровища города, но все равно весомая добыча.
Однако эти времена канули в прошлое. Флибустьеры даже не предприняли тотального прочесывания домов. Они больше не грабили – они вели переговоры. А произнося угрозы, не подкрепляли слова покалыванием кинжалами. Разве что подожгли несколько домов. И в конечном счете удовлетворились
На обратном пути на них напали пятьсот пехотинцев и всадников под командованием предателя-каталонца, того самого, что предупредил коменданта Гранады об опасности. Флибустьеры отразили натиск и добрались до места высадки. Там их ждала оставленная флотилия. Вздымаясь и пропадая из виду на груди Великого океана, суда казались крохотными и хрупкими скорлупками.
Чтобы избежать судьбы портовых нищих и вернуться в родимое Карибское море с парой горстей монет в кармане, надо было решаться на какое-нибудь крупное дело. Заработать, не потерять лица, отпраздновать как следует возвращение на Тортугу или Ямайку, соблюсти честь – это было основной темой разговоров разбойников. Громкие споры продолжались в пирогах и шлюпках, на палубах судов.
– Надо подымать паруса и идти к Панаме. Там в гавани непременно найдется пожива. Тем паче что панамцы нас не ждут: они уверены, что мы далеко.
– В Панамском заливе сейчас появляться опасно: сплошные бури и торнадо. Нет, надо двигаться к мексиканскому побережью.
– Кого мы там найдем? Крокодилов?
Капитан Гронье был в растерянности. Так хорошо подготовленный и так успешно проведенный поход не принес ни единого пиастра! С момента прихода в Южное море какое-то заклятие висело над флибустьерами, какой-то злой рок тяготел над всеми их начинаниями. Снова произошел раскол. Флотилия разделилась: 148 французов во главе с Гронье двинулись к Мексике, а остальные французы и все англичане под началом Таунли, тоже 148 человек, взяли курс на Панаму. Судьба, словно в шутку, поделила их ровно пополам.
Итак, англо-французское войско, насчитывавшее вначале 1100 человек, распалось на несколько отрядов, самыми крупными из которых были группы капитанов Таунли и Гронье, а самая маленькая не имела и четырех десятков. Отрядики эти были плохо вооружены, не имели снаряжения, ни один из них даже отдаленно не напоминал флибустьерские когорты, некогда бороздившие Карибское море. И тем не менее эти диверсанты («коммандос», как сказали бы сейчас), рассыпавшись по всему тихоокеанскому побережью Южной Америки – от Перу до Калифорнии, на расстоянии 6000 морских миль, держали в напряжении всю гигантскую испанскую империю на Тихом океане.
Куда бы ни двигались английские и французские флибустьеры, впереди бежала их слава кровожадных и безжалостных исчадий ада. Подобно бульдозеру, она сметала все укрепления и парализовывала у испанцев волю к сопротивлению. А летевшие со всех сторон тревожные известия еще пуще нагнетали панику:
– Английские и французские пираты напали, разграбили, обложили данью и сожгли селение Вилья. Защитники, несмотря на проявленную храбрость, не смогли сдержать натиска супостатов. Когда пиратам показалось, что выкуп задерживается, они отрубили головы нескольким испанским пленникам и выставили их для всеобщего устрашения.
Был конец июня 1686 года. Отрубленные в Вилье головы все чаще мерещились в кошмарных видениях панамцам. Месяц спустя на заре еще не проснувшийся город узнал, что минувшей ночью пираты, ведомые предателями, проникли в порт и увели испанскую барку. Жители, бросившиеся для проверки слуха в порт, могли увидеть собственными глазами: да, одной барки не хватало.
– А может, она вышла в море ловить рыбу?
Предположение было встречено презрительными ухмылками. Слух о предательстве, подтвержденный таинственным исчезновением одного грека, находившегося под подозрением, накалил атмосферу до крайности. Самым опасливым уже мнилось, что убийцы крадутся в ночи по городу.