Пираты южных морей
Шрифт:
В тот вечер Мэйнваринг остался в доме своих друзей на ужин, и к тому времени, когда он прощался с Люсиндой Фэрбенкс, уже сгустились сумерки, а в небе воссияла чистая полная луна, которая обволокла своим мертвенно-бледным, каким-то потусторонним светом старый дом, цветущие яблони, лужайку и сверкавшую внизу реку. В который уже раз лейтенант попросил у возлюбленной позволения рассказать ее дядюшке и тетушке о том, что они давно любят друг друга. Кто знает, а вдруг старики все-таки дадут свое согласие на брак? Но Люсинда, как всегда, была непреклонна. Зачем зря рисковать? Они вполне счастливы и так. Не дай бог дядя, узнав обо всем, рассердится и запретит им встречаться. Гораздо разумнее подождать: может, через некоторое время все образуется
С трудом сдерживая свои чувства, лейтенант прощался с хозяином дома и его женой. Он все еще ощущал нежные объятия Люсинды, вкус ее мягких бархатных губ. Как долго они еще будут прятаться, словно преступники? Лейтенант чувствовал себя трусом: нет, надо было все-таки решительно объясниться с капитаном Купером.
А следующее утро началось с моросящего дождя: от прекрасной весенней погоды, что стояла накануне, не осталось и следа. Да и настроение у Мэйнваринга тоже было далеко не радужным. Но он был офицером и отправился выполнять свой долг. Сидя в одиночестве в карете, которая мчала его в Нью-Йорк, среди запотевших окон да пустых кожаных сидений, лейтенант вытаскивал из-под рубашки маленький овальный портрет и подолгу, сосредоточенно, с какой-то грустной радостью вглядывался в изображение: милое невинное личико, ярко-голубые глаза и алые губы, тронутые улыбкой.
Почти пять месяцев судно под командованием Мэйнваринга курсировало неподалеку от Багамских островов. За это время он обнаружил и разогнал около дюжины пиратских рассадников. Он уничтожил не менее пятнадцати их кораблей, всех размеров: от крупного полупалубного вельбота до баркентины грузоподъемностью триста тонн. Одно лишь название «Янки» приводило в ужас всех пиратов в западных тропиках, и воды вокруг Багамских островов практически очистились от кровожадных негодяев, которые еще недавно в них буквально кишели.
И только один флибустьер из числа тех, за кем Мэйнваринг охотился, — капитан Джек Скарфилд — был по-прежнему неуловим, словно тень, и, как по волшебству, ускользал у него буквально между пальцев. Дважды лейтенант чуть не настиг знаменитого морского разбойника, но оба раза обнаружил лишь зловещие обломки, которые оставил после себя пиратский капитан. В первый раз это оказался полузатопленный и все еще дымящийся остов сгоревшего корабля, обнаруженный дрейфующим в Большой Багамской банке. То была «Русалка» из Салема, однако Мэйнваринг узнал трагическую историю этого судна лишь две недели спустя, когда обнаружил часть ее команды в Порт-Марии на северном побережье Ямайки. Услышанный им рассказ воистину оказался чудовищным. Несчастные поведали, что их пощадили с одной-единственной целью: уцелевшие матросы должны были передать капитану «Янки», что он может оставить найденное себе, с наилучшими пожеланиями от капитана Скарфилда, который и подал ему сие блюдо в поджаренном виде.
Через три недели Мэйнваринг спас остатки команды «Балтиморской красавицы»; судно превратилось в жалкие обломки, а восемь членов экипажа во главе с капитаном были связаны по рукам и ногам и брошены за борт. И очередное послание от капитана Скарфилда: лейтенант может приправить найденное по собственному вкусу.
Мэйнваринг был человеком хотя и добродушным, однако вспыльчивым необычайно. Он тут же поклялся, что любой ценой поймает неуловимого флибустьера и либо он, либо капитан Скарфилд исчезнет с лица земли.
Лейтенант даже и не подозревал, как скоро и при сколь зловещих обстоятельствах он сумеет осуществить свои намерения.
В то время одним из главных мест, где собирались пираты, служил крохотный
Мэйнваринг совершил несколько налетов на сей рассадник флибустьерства. Он уже пленил тут двух знаменитых пиратов и надеялся со временем схватить здесь же и самого капитана Скарфилда.
Пожалуй, сейчас самое время поведать читателям, как выглядело сие печально знаменитое в прошлом пиратское гнездилище. Это было небольшое поселение, сплошь состоявшее из тех самых плетеных и обмазанных глиной лачужек, каковые встречаются по всей Вест-Индии. Мало-мальски приличный вид в нем имели лишь три деревянных здания. В первом находился склад, во втором размещалась лавка, где торговали спиртным, а в третьем проживала мулатка, считавшаяся кем-то вроде гражданской жены капитана Скарфилда. Население острова почти целиком состояло из негров и мулатов, а его белая часть была представлена парочкой евреев да полудюжиной торговцев-янки, коммерсантов весьма сомнительной репутации. В жилах обитателей Сан-Хосе причудливым образом смешалась негритянская, испанская и даже китайская кровь, и по острову бегало множество ребятишек самых разных цветов и оттенков кожи. Поселение располагалось на изгибе берега, образовавшем своего рода гавань, где вполне могли вставать на якорь небольшие суда, если только не налетал шторм с юго-востока. Вокруг домиков, вернее, лачужек росли кокосовые пальмы и банановые деревья. Протяженная дуга пляжа с мелким белым песком, защищенная рифом от гигантских волн Атлантики, с шумом о него разбивавшихся, казалась изысканным ожерельем на серпе изумрудно-зеленой воды.
Таким вот и было знаменитое пиратское поселение Сан-Хосе — рай природы и сущий ад человеческих пороков. И вот сюда, в этот гнойник, через несколько дней после спасения команды «Балтиморской красавицы» Мэйнваринг и нанес еще один визит.
Стоило только показаться вдали заливчику с бахромой пальм, как командир «Янки» сразу же заметил стоявший там на якоре корабль. Это была крупная шхуна с хорошим парусным оснащением, грузоподъемностью тонн двести пятьдесят — триста, не меньше. Когда «Янки» развернулся к корме чужака таким образом, чтобы в случае необходимости можно было применить бортовую артиллерию, и бросил якорь, Мэйнваринг взглянул в подзорную трубу, дабы прочитать название корабля, различимое под выступом его кормы. Невозможно описать, сколь безграничным было охватившее лейтенанта удивление, когда белая надпись приобрела в круге трубы четкие очертания и он смог прочесть: «Элиза Купер, Филадельфия».
Мэйнваринг просто глазам своим не верил. Несомненно, сия клоака порока была последним местом на земле, где он ожидал бы встретиться с Элиейзером Купером.
Лейтенант приказал спустить командирскую шлюпку и немедленно направился к шхуне. Последние его сомнения мигом развеялись, как только он увидел самого капитана Купера, вышедшего встретить его на сходни. Бесстрастное лицо квакера не отражало ни удивления, ни смущения, хотя наверняка и для него самого эта встреча была, мягко говоря, неожиданной.
Когда Мэйнваринг поднялся на борт «Элизы Купер» и хорошенько огляделся, ему в первый момент показалось, что он спит и видит сон. На верхней палубе разместились, аккуратно укрытые брезентом, восемь двенадцатифунтовых карронад, на носу же над бушпритом вздымалось заткнутое жерло дальнобойной пушки, также плотно обтянутой брезентом.
Скрыть свое изумление при виде столь неожиданного зрелища Мэйнварингу совершенно не удалось, и он заметил (хотя, возможно, это ему просто показалось), что под нарочитой невозмутимостью Элиейзера Купера скрывается изрядное смущение.