Писатель: Назад в СССР 2
Шрифт:
Он вскинул взгляд в немыслимую высь и скупо улыбнулся.
— Значит, согласны?
— Не то слово.
— Очень хорошо. Мы сообщим. А к работе над книгой приступайте. Желаем успеха.
Глава 25
Естественно, я никому ничего не стал говорить об этой беседе. Ни Насте, ни на службе. Старался, делал свое дело, иногда беззвучно матерясь от «самотека» начинающих авторов. Впрочем, понимал, что и из них могут вырасти настоящие писатели, если не будут лениться, если не сломаются под тяжким грузом неудач. В некоторых строках я угадывал проблески настоящих талантов — и радовался
Как раз над одной такой рукописью — женской, между прочим — я и корпел. Автор обозначился как Варвара Варина (я сильно подозревал, что это псевдоним, причем пробужденный, скорее всего, Галкой Галкиной, юмористическим персонажем из рубрики «Зеленый портфель» журнала «Юность»). Ладно, дурость псевдонима можно было простить за несомненный дар! Но дело в другом. Стиль был неряшливый, растрепанный, композиция рыхловатая… И это не беда, это преодолеется с опытом. Беда будет, если эта самая Варвара возомнит себя гением! А по некоторым словесным выкрутасам уже можно было так подумать… В общем, надо будет взяться за нее.
Я размышлял об этом, когда раздался звонок по внутреннему. Завотделом взял трубку, послушал, сказал «да» и, положив трубку, с преувеличенной вежливостью обратился ко мне:
— Вас просит приемная! В лице Ларисы.
— Понял, — я сунул машинописные листы в папку. — И это лицо наверняка потребует от меня зайти к первому лицу…
И я не ошибся. Секретарь заговорщически подмигнула, коротко кивнув на дверь:
— Ждет!
Когда я вошел, мне сразу бросилось в глаза, что Мизин еще сдал. Не катастрофично, нет. И даже не очень резко. Но немного сдал. По крайней мере, мне это бросилось в глаза. Похудел, резче обозначились вертикальные морщины на лице. Глаза запали чуть поглубже.
Тем не менее, мне он обрадовался.
— Входи, входи! Присаживайся. Извини, на сей раз угощения не предлагаю, в Союзе мероприятие, черт бы его подрал, придется торчать в президиуме… В двух словах: работа идет. В основных инстанциях я тебя рекомендовал. Принципиальных возражений нет, и это главное.
— А что, есть непринципиальные?
— Да нет, — главред слегка поморщился. — Есть пожелания: пусть оботрется, наберется опыта… Я на это отвечаю: что он и делает. Вот что! Во-первых, как твоя книга по заказу КГБ?
— Идет неплохо. По графику.
— Угу. Ты поднажми. Пусть будет с опережением графика. Это будет огромный плюс. Огромный. И во-вторых…
Во-вторых он сказал, что нам с ним надо заняться тем, что сегодня бы назвали «мастер-классами». Мизин же назвал это «уроками редактора». То есть, он хотел индивидуально позаниматься со мной тем, как надо работать с коллективом редакции.
— … Не сомневайся, я тебя всему обучу! На какие кнопки нажимать, какие струны дергать. Наверняка весь коллектив останется. Все уже так приработались, притерлись к своим местам, не думаю, чтобы кто-то ушел. Во всяком случае костяк. Опорные сотрудники. Ну, знаешь, люди есть люди, у каждого свои плюсы и минусы. Вот мы и потолкуем об этих плюсах и минусах. Только не здесь! Чтобы лишние разговоры не плодить. У меня дома. Время обговорим. Ну, давай!
И мы распростились.
Еще пара дней пролетели в трудах. Я постепенно стал привыкать к бешеному ритму работы, сознавая, что в течение нескольких месяцев мне это обеспечено. Я ухитрялся сочинять и писать везде, всегда. В обеденный перерыв, в очередях в гастрономе, в вагонах метро. Оттачивал, запоминал фразы, врубал их в память намертво. А записывал при первой возможности. Блокнот и ручка у меня всегда были с собой, как расческа и носовой платок. Бывало, выйдя из вагона, я не спешил к эскалатору, а присев на ближайшей скамейке на платформе станции, под вой тормозящих и разгоняющихся поездов, под техногенный ветер из тоннелей торопливо записывал те или иные сценки из всех трех произведений. Не знаю, что в эти минуты думали обо мне окружающие. Да мне это было и все равно.
На третий день в отделе незадолго перед обедом вдруг появился уже знакомый мне молодой человек с Лубянки — тот, что возник в самый первый раз. Он улыбнулся мне сдержанно, но как старому доброму знакомому.
— Здравствуйте, товарищи! — озвучил он общий привет. И персонально мне: — Артемий Тимофеевич, можно вас на минутку?..
В коридоре он не шепотом, но очень негромко сообщил мне: операция назначена на завтра. Приблизительное время — около тринадцати ноль-ноль. Место: Фили, точнее Филевский парк, неподалеку от Дворца культуры имени Горбунова, будущей знаменитой «Горбушки», рынка видео- и аудиопродукции в девяностые и нулевые, а тогда малоизвестного ДК районного значения.
— Станция метро «Багратионовская», последний вагон из центра. Мы вас там встретим.
И доброжелательно улыбнулся.
На мое счастье в этот момент в коридор вывернул Мизин, спешащий на заседание, я перехватил его на секунду, благо, никого кроме нас троих в округе не было:
— Станислав Мелентьневич! Вот ко мне товарищ из… компетентных инстанций, завтра мне в районе обеда необходимо прибыть на консультацию…
Главред все понял с полуслова, и с его устного позволения назавтра в полдень я отправился на «Багратионовскую».
Механизм спецоперации работал как часы. Двое молодых оперов встретили меня, любезно сопроводили в машину. Между прочим, не новый, мягко говоря, заметно подержанный «Москвич-408», серого цвета. С совершенно незапоминающимся номером, типа 79–65 или вроде того… Конспирация! Все продумано.
Трое парней, включая водителя, вели себя совершенно непринужденно, весело болтали, посмеивались. И я включился в эту ауру, и довольно удачно. Так мы проехали совсем немного, миновали «Горбушку» — довоенное здание в духе конструктивизма — и притормозили у большого серого жилого дома.
— Ну, вот тут как будто… — озираясь, произнес водитель.
Из скупых пояснений я узнал, что агент живет в этом доме, в обед обычно выходит в гастроном и на небольшой моцион — это у него заведено как швейцарский часовой механизм. Мы, четверо — страхующая группа, вряд ли нам придется вступить в дело, но увидеть наверняка увидим…
— Вон он, — негромко сказал один из оперов.
— Спокойно, — тут же откликнулся мой старый знакомый. Он был здесь за старшего. — Только спокойно… Ведем себя естественно.