Письма 1855-1870
Шрифт:
Преданный Вам.
126
ДЖОНУ ФОРСТЕРУ *
...Мне кажется, что человек молодой и, быть может, эксцентричный, который в течение нескольких лет выдает себя за покойника и которого действительно все считают мертвым; человек, у которого в силу этого складывается своеобразный характер и своеобразный взгляд па жизнь, был бы хорошей темой для повести... Жалкий обманщик, вступающий ради денег в брак с женщиной, которая, в свою очередь, выходит за него ради его денег; после свадьбы оба видят, что ошиблись, и ополчаются против всех людей вообще. С ними я хочу связать некоторых Совершенно Новых людей. Все, что касается их, ново. Если у них будут отец и мать, то должно казаться, что и они - новые с иголочки, как мебель и экипаж, сверкающие лаком, только что из мастерской... Я должен как-то использовать в повести необразованного отца в бумазейном костюме и образованного мальчика в очках, которых мы с Личем видели в Чатаме...
121
СЭРУ ЭДВАРДУ БУЛЬВЕР-ЛИТТОНУ
Гэдсхилл, Хайхем близ Рочестера, Кент,
пятница, 20 декабря 1861 г.
Дорогой Бульвер-Литтон,
Хочу сообщить Вам только, что получил Вашу последнюю записку и написал Уилсу, чтобы он послал Вам статьи Роберта.
Кроме того, я намерен очень внимательно изучить Ваши объяснения и подробно обсудить этот вопрос с Форстером. У меня нет (и, по всей вероятности, не будет) ни малейшего сомнения в том, что уж если что-либо делать, то это _нужно делать как часть книги_ - нужно от кого-то избавиться и кого-то вставить на его место, - словом, эта переделка должна быть связана с повестью так, чтобы заставить читателя прочитать то, что Вы хотите дать ему читать. В противном случае повесть не станет читать ни один человек из пятидесяти, и даже ни один из ста. Нельзя ли привлечь к этому делу миссис Пойнтц, в качестве представителя "Уорлд"? Мне кажется, с этой стороны брезжит некоторый луч надежды.
Я пробуду здесь до конца рождественской недели.
Преданный Вам.
122
МИСС ДЖОРДЖИНЕ ХОГАРТ
Торки,
среда, 8 январи 1862 г.
Дорогая моя Джорджи,
Вы, наверное, знаете, как мне не хотелось ехать в Плимут, и я ни за что не поехал бы туда снова, если бы не несчастный Артур. Но в последний вечер я читал "Копперфилда" и совершенно очаровал публику. был ошеломляющий; после бури аплодисментов бедный Эндрью * пришел за кулисы и искренне плакал скупыми мужскими слезами. Я получил также несколько записок от его товарищей по кораблю и других моряков, и на всех "Копперфилд" произвел огромное впечатление. Но сильнее всего он подействовал на Макриди в Челтенхеме. Когда я пришел домой после "Копперфилда", он совершенно лишился дара речи, и только скашивал набок свою старую челюсть да закатывал полузакрытые глаза совсем как на его портрете работы Джексона. А когда я отпустил по этому поводу какое-то легкомысленное замечание, он запротестовал: "Ну, нет... э... Диккенс! Ей-богу, это чудесное сочетание страсти и игривости... э... э... слитых воедино... э... ах, право же, Диккенс! восхищает и трогает до глубины души. Это настоящее искусство, а Вы знаете... э... что я... нет, Диккенс! Черт меня побери совсем! Ведь я видел лучшие образцы искусства в великое время, но это просто непостижимо. Как это захватывает... э... э... как это сделано... э...
– как только может этот человек? Он положил меня на обе... э... лопатки, и все тут!" С этими словами он уперся рукою мне в грудь, вытащил носовой платок, и я почувствовал себя так, будто он играет Вернера *, а я его партнер. Между прочим, Кэти замечательный слушатель, в ней масса непосредственного чувства. Джонни немного похож на Плорна *.
Я еще не видел здешней залы, но думаю, что она очень маленькая. Эксетер я знаю, там помещение тоже маленькое. В общем, я страшно измучен, я не в состоянии переносить этот теплый сырой климат. Он бы меня очень быстро доконал. Читая "Копперфилда", я изматываю себя настолько, что мог бы с таким же успехом играть Ричарда Уордура.
Теперь, милая Джорджи, Вы знаете все мои новости. Здесь очень красиво это сочетание Гастингса, Танбридж-Уэлс и невысоких холмов близ Неаполя; но по дороге с вокзала я встретил четырех человек с респираторами и троих молодых священников без оных, причем все трое выглядели довольно скверно.
Всегда преданный.
123
У. Г. УИЛСУ
Торки,
среда, 8 января 1862 г.
Милый Уилс,
Во-первых, о номере. Возвращаю все гранки, в которых я сделал пометы карандашом, так как писал в поезде. Только одна помета ("плохо") относится к Меррею, все остальные - к американскому рассказу. При виде большого количества дополнительного материала я решил, что Джон Рэй не должен войти в номер. Надеюсь, что не войдет: он - нуднейший из нудных.
Читая сегодня в Плимуте Ваш отчет об этой скверной истории (я отослал его Форстеру), я корчился от смеха, но потом почувствовал некоторое сострадание - ведь это самый жалкий и несчастный пес на свете.
Вы, наверное, помните, что, когда я в последний раз был в Вашем городе, Ваши земляки мне не понравились. У нас был один удачный вечер и один неудачный. Неудачный - вчера. Но в конце концов я их все-таки сразил "Копперфилдом". В Плимуте ничего подобного быть не может. Там отвратительная зала, весьма неудачно расположенная.
В Торки есть хорошие помещения, но все они малы. В Эксетере зала тоже невелика.
Я счастлив слышать, что мы опять начинаем "Круглый год" удачно.
Рид пойдет. Я бы дал ему то, что он просит, но не следует допускать, чтобы его вещь превысила определенный объем.
Преданный Вам.
124
УИЛКИ КОЛЛИНЗУ
Гэдсхилл, Хайхем близ Рочестера, Кент,
пятница, 24 января 1862 г.
Дорегой Уилки,
Я прочитал Ваш роман * с большим интересом и восхищением. Уилс просит дать ему почитать эту вещь до того, как она возвратится к Вам. Я знаю, что сейчас она Вам не нужна, а он очень скоро вернет ее на Харли-стрит.
Я нахожу в книге все качества, которые обеспечили успех "Женщины в белом", без малейших признаков повторения или возвращения к старому. Я нисколько не сомневаюсь в ее успехе у публики. Вы можете быть в нем совершенно уверены. Я более чем уверен.
В связи с продолжением книги я позволю себе сказать то, что, быть может, уже приходило в голову Вам самому. Мне кажется, следовало бы по возможности смягчить суровость рассказа. Это в большой степени усилит впечатление упорства, с каким Магдален стремится к своей цели. Для этого я бы придал мистеру Пендрилу некоторые комические черты и вообще осветил бы весь дом теми широкими мазками эксцентричности и юмора, какими Вы озарили любительский спектакль.
Это - единственное критическое замечание, которое приходит мне в голову. Впрочем, есть еще одно. Пересмотрите ту сцену, где Магдален в присутствии мистера Пендрила и отца Фрэнка (он превосходен) перечисляет подряд все пункты. Мне кажется, она делает это слишком по-деловому, словно чиновник.
Уилс требует заглавия, но подобрать его чрезвычайно трудно.
Вот несколько вариантов, основанных на содержании книги:
1) Под поверхностью (было).
2) Подводные течения (было).
3) Напролом.
4) Напрямик.
5) Пятилетний труд.
6) Сучок и дерево.
7) Цветок и плод.
8) За занавесом.
9) Тайные источники.
10) В расчете с Майклом Вэнстоном.
11) Поворотный пункт.
12) Все ниже и ниже.
13) Скрытые силы.
14) Что к чему?
15) Во тьме.
16) К единой цели.
17) Западня.
18) Перемена или изменение к лучшему?
19) Семья Вэнстонов.
20) Магдален Вэнстон.
21) Пьеса сыграна.
22) Дитя природы.
23) Имущество Коум Рэйвен.
24) Перемены в жизни Магдален.
25) Цель Магдален.
26) Начало и конец.
27) Трагедия в Коум Рэйвен.
125
У.Г. УИЛСУ
Гостиница "Адельфи", Ливерпуль,
вторник, 28 января 1862 г.