Письма из неволи
Шрифт:
Милые, милые птицы. Родные, знакомые с детства - жаворонки, ласточки, соловьи - забыли нас, не прилетают сюда. А вы, вы прилетели с далеких берегов Италии, от самого Средиземного моря...
Открытка без даты Сосновец
Принимаю все испытания... Они уже начались. Все было так хорошо! Условия жизни, работа, люди... Но, как это обычно на моем лагерном пути, все изменилось после первого же дня, в одно мгновение. Я в общем бараке на пункте, пока на общих работах. Но все это не пугает меня теперь, не кажется мучительным... Все это без всякого внешнего повода... Не присылай мне ничего лишнего, с вещами будет трудно... Мой адрес: 5 отд. ББК, ст. Сосновец, 2-й
15.3.1934 ст. Качкана
Я живу на отдельном шестнадцатом километре. Здесь такая глушь, оторванность от всего мира. Я на общих работах. Рано утром после "развода" отправляюсь в лес. Попадается хорошая работа. Где-нибудь в глуши, в лесной чаще очищаю или прокладываю дорогу. Деревянной, большой лопатой бросаю снежные глыбы. Вспоминаю детство, когда такой же лопатой рыл в снегу "печку". Работа эта хорошая, нужна только обувь, у меня есть кое-какая. Часто часами остаюсь один. Останавливаюсь и слушаю тишину. И такое безмолвие и покой кругом. И такие светлые думы роятся в освобожденной от сутолоки душе. Но бывает иначе. Бывает моя работа "погрузка" баланов в вагоны. Тут уже обнаруживается мое неумение, неприспособленность к физической работе, бессилие... Случаются мелкие неприятности... Как-то, когда возвращался поздно вечером по Парандовой дороге отняли деньги...
Живу в общем бараке... Барак фундаментальный, хороший, только, прости, клопы неимоверные.
В душе что-то твердое, спокойное. Теперь внешние обстоятельства переброски, лишения, неприятности как-то не затрагивают душевной глубины.
22.3.1934 Сосновец
Сегодня ночью прибыл в Сосновец, прибыл вместе с инвалидами и актированными для переосвидетельствования, в связи со своим туберкулезом.
Что будет из этого, не знаю, боюсь, что только путешествия, переброски и прочее... Но все в Его воле.
Доехал благополучно, на первых порах размещаюсь, кажется, тоже недурно. Только в Сосновце все новые, кого я не знаю из людей, все уже разъехались. По-видимому, еду в Кузему. Инвалидная командировка, 9-е отделение.
Май 1934 Сосновец
Сегодня горний праздник, весь точно сотканный из серебряных лучей. Сердце хоть и плохое, но и в нем какие-то отсветы праздничной радости... Между делом, между работой повторяю знакомые, незабываемые слова, связывающие душу с неотрывным прошлым и манящей вечностью. Я в Сосновце на общих работах... Работа нетрудная, да ведь у меня 3-я категория (60% легких работ), все это страховка от непосильной при моем здоровье работы. Живу в общих условиях, не так, как недели три тому назад. Как все пойдет дальше не знаю... Есть какое-то чувство, что я опять здесь непрочно и куда-то скоро двинусь, но, может быть, это просто привычка, образовавшаяся от постоянных переездов... Переправы мои обошлись благополучно, и из всего скарба потерял только маленькие щипчики. Это на редкость хорошо и удачно.
Как хорошо... знать, что все Божье, что нет какого-то отдельного Божьего дела, нет каких-то особенных мест или положений для служения Ему, а всякое дело может быть Его делом... Вот эта убогая, каменистая, вьющаяся среди маленьких елок и только что распустившихся кустов дорога - Его дорога... Вот этот труд над переброской и выниманием бревен и досок - Его дело, служение Ему, и, наконец, этот дощатый барак с койками - может быть Его таинственным и полным благодати и трепещущих ангельских крыльев царством.
Я писал, чтобы не присылали продуктов для варки, т.к. варить негде, но теперь возможность варить опять есть. Только смущает меня эта безграничная и самоотверженная щедрость.
16.8.1934 Надвойцы
Уже ночь. Барак спит, а я пишу. Этот день... Какой ответ дам за него и за все прожитые от него годы Богу моему в день ответа? Прав Он и сегодня, лишивший меня того, к чему был призван - соучастия в Его вечери... Разлука с Его престолом мучительна бесконечно, - но сердце исповедует правду Его суда.
Последние дни в работе не был так отъединен от других, как раньше, не мог потому сосредоточиться во внутренней своей келье. А от рассеянности и растерянности духовной все внутри обесценивается и блекнет... Ведь вся радость и вся жизнь во внутреннем сокровище, и когда оно оскудевает в сердце, жизнь становится будничной и осенней. На работу хожу - пилить дрова... Погода стоит необычайная. Дни светлые, ясные, хотя день ото дня все холоднее. Скоро нужны будут теплые варежки... Неловко и писать, сколько раз мне их присылали. Жду обещанных книг.
6.9.1934 Надвойцы
Моя жизнь по-прежнему в двух планах. Во внешнем без особых перемен. Много работы. Устаю. Пилил дрова. Как будто усвоил это искусство и "ставлю" десять кубометров "на пору". Теперь вожу в тачках и ношу на носилках глину. Несмотря на утомление и усталость, нахожу в физической работе для себя особую привлекательность. Есть что-то в ней, в противоположность всякой суете, есть что-то, что гармонирует с внутренней работой, ей помогает. А это - самое главное. Это - вторая жизнь, подлинная, настоящая, каждый день иная, новая, своеобразная. Кажется иногда, что вот сейчас достигнешь желанных врат царства - мгновение, усилие, и трудная основная задача будет разрешена - найдешь ту точку, с которой весь мир открывается в лучах благословения, где тишина, покой и близость Божия...
Так кажется, но мгновение проходит, и какое-то случайное обстоятельство, раздражающая мелочь или темный взрыв изнутри показывает явно, "как труден горний путь и как еще далеко, далеко все, что грезилося мне". Все время чувствую себя учеником. Кажется иногда, что настоящие практические занятия по "философии" не там, в уютном университетском семинаре, а здесь, за тачкой. Только, к сожалению, здесь никак не могу получить желанного зачета. У нас еще совсем тепло... По-прежнему дни стоят прозрачные, не омраченные ничем. Утром холодновато, а днем жарко работать в свитере. Очень хорошо было бы получить, как я просил, - маленький кусочек клеенки для стола. Гулять приходится мало...
Мой адрес теперь надо писать несколько по-иному: Мурм. ж.д. ББК, ст. Надвойцы, МТК - это значит "малолетняя трудовая колония". Наша бригада теперь затеряна в целом мире свезенной сюда "личной детворы". Здесь не лагерь, а трудовая колония. Но для нас это не заключает чего-нибудь нового.
16.9.1934 Надвойцы
У нас уже настоящая, так быстро наступившая осень. Дождь, ветер, пасмурное, бессолнечное небо, холодно. Только иногда, как напоминание о пролетевшем, таком ясном, сияющем лете, на какой-нибудь час уже так мало греющее солнце снова льет свою лучистую благостыню. Все-таки выбираю минутку и брожу, любуюсь уже по-осеннему многокрасочным лесом и дремлющим в закатных отсветах озером Войцами, от которого получило имя это место. Над-войцы. Ведь с одной стороны Вой, а с другой Выг - где как раз, я теперь знаю это, и были старообрядческие скиты. В этих прогулках так много передумаешь. Снова и снова перебираешь в мыслях камни, из которых должно сложиться стройное, все пронизанное Светом Воскресения, миропонимание.